Революционная законность или законная революционность? К вопросу о Конституционном суде в Армении

Революционная законность VS законная революционность по Бухарину

Дихотомию революционной законности и законной революционности выдвинул в свое время российский революционер-большевик Бухарин, говоривший о том, что время стабилизировать ситуацию после гражданской войны. Выглядящая простой софистикой (если не сказать демагогией), эта игра слов, на самом деле имеет в понятиях тех времен очень большой смысл. Законная революционность – это право революционеров делать все что угодно и обосновывать это нуждами революции. Это не просто апелляция к харизматической легитимности, для обоснования собственной власти, но апелляция к революции как источнику легитимности и, соответственно, политическому, а не правовому методу решения текущих вопросов. Противоречие правового и политического (включая насильственный) способов решения проблем требует зафиксировать не просто факт противоречия, но и факт антиправового решения, отрицания закона и права ради политических целей. В таком случае закон подменяется революцией.

Бухарин был несомненным революционером. Например, в статье «Теория пролетарской диктатуры» от 1919 года он пишет: «Пролетарская революция есть, однако, разрыв гражданского мира – это есть гражданская война. Гражданская же война вскрывает истинную физиономию общества, расколотого на классы. Как раз в огне гражданской войны сгорает общенациональный фетиш, а классы размещаются с оружием в руках по различным сторонам революционной баррикады. Поэтому не удивительно, что в процессе революционной борьбы пролетариата неизбежно возникает распад всех тех форм, всех учреждений и институтов, которые носят видимость "общенационального".» Здесь Бухарин хорошо показывает истинную сущность любой, по меньшей мере, левой революции – перенос раскола с границ страны вовнутрь ради победы революционного лагеря. После победы революция (в крайней версии) стремится к экспорту, поскольку левая идеология не признает национальных границ, а напротив, создана для их стирания.

А теперь посмотрим, что пишет Бухарин о вопросах управления восемь лет спустя – в 1927 году в своей брошюре «Путь к социализму и рабоче-крестьянский союз». «Революционная законность должна заменить собою все остатки административного произвола, хотя бы даже и революционного. В полосе мирного строительства, когда хозяйственная деятельность стоит на первом плане, всякое бессистемное, произвольное, случайное, непредвиденное вмешательство в ход экономической жизни может чрезвычайно печально отражаться на этой хозяйственной жизни». Революционную законность он понимает как законы в понимании революционеров и ради цели революции, но не произвол от имени революции. По сути, речь идет о становлении постреволюционных государственных и экономических институтов. Почему об этом говорил Бухарин? Будучи несомненным революционером, он, тем не менее, после победы революции стремился к нормализации, и, соответственно, стабилизации ситуации. Кстати, можно вспомнить лозунг «Соблюдайте вашу конституцию», выдвинутый диссидентами 1960-80-ых гг., как раз апеллировавший к революционной законности, пусть и не вполне признаваемой самими диссидентами.

Революционер и его цели после революции

Революция – это процесс, но не стабильное состояние. Революция может быть только переходным, но не перманентным состоянием. То есть, это переход из одного состояние в другое, целью является достижение нового состояние, но не сам переход. Хотя, конечно, не для всех. Во-первых, есть люди, в особенности, среди политических активистов, для которых процесс – все, и Пашинян, судя по всему, тоже является таковым. Во-вторых, у каждого процесса есть своя инерция и затянувшаяся революция начинает сама институционализироваться, свержение и обличение авторитетов, постановка всех ценностей под вопрос, постоянный внутренний конфликт, поиск заговоров и так далее – становится новой нормой.

Большинство революционеров было угнетено постоянным давлением нормативности в Российской империи. Поскольку частью этой нормативности было православие в чего цезаре-папистском изводе (примат государства над церковью и политизация церкви), антисемитизм, аристократизм, милитаризм, а также культ труда в поте лица, это выталкивало определенную прослойку на обочину социальной жизни. С одной стороны, люди с творческим складом ума и стремлением к действию, с другой – неравноправные уже по факту рождения вне круга элиты, достаточно образованный для осознания своего места в обществе, но недостаточно – для того, чтобы его завоевать несмотря на сословность, провинциалы, относящиеся к праздному классу, часто относящиеся к угнетаемому меньшинству, революционеры представляли собой не случайно собравшуюся группу людей по интересам.

Целью революции в России было построение нового социального порядка, который позволит эмансипировать общество, особенно угнетаемых, и особенно за счет угнетателей. Это в том числе подразумевало демократию (для своих, то есть, внутрипартийную), смену элит (приход к власти самого Бухарина и других революционеров), перераспределение имущества в пользу «угнетаемых классов» в широком смысле и в пользу самих революционеров – в узком, ну и как результат – повышение социальной мобильности. Повышение вертикальной мобильности является принципиальной целью любого революционера и именно с этой целью он свергает все общественные устои, мешающие ему этого добиться.

Но когда все это уже достигнуто, коллективный революционер больше не нуждается в революции. Смена порядка уже произошла. Процесс революции закончен. Теперь революционер является не представителем «угнетенного класса», а выгодоприобретателем существующего социального порядка и даже его акционером. На первых порах внутрипартийная демократия сохраняется, сохраняется и социальная мобильность. Но нового порядка де-факто нет. Революция, по сути, продолжается. Низвержение авторитетов, социальный конфликт продолжается. Считается, что Сталин был «замирителем» России после революции. Это не вполне соответствует действительности. Сталин был продолжателем революции, и он ее продолжал, просто на новом витке, по сути, обратил ее против самих революционеров и революционного класса, новой элиты. А большевистская партия под его руководством осталась антиэлитной, популистской (в современных понятиях) партией, просто боролась она уже с собственной элитой. Этого требовала необходимость построения бесклассового общества.

В 1928 году, в большой мере отвечая все тому же Бухарину, Сталин сказал: «по мере нашего продвижения вперед, сопротивление капиталистических элементов будет возрастать, классовая борьба будет обостряться, а Советская власть, силы которой будут возрастать все больше и больше, будет проводить политику изоляции этих элементов, политику разложения врагов рабочего класса, наконец, политику подавления сопротивления эксплуататоров». Это лозунг о продолжении революции в противовес лозунгу Бухарина о ее завершении. Гюставу Флоберу приписывают фразу, что в каждом революционере прячется жандарм. Учитывая ту последовательность, с которой они за революцию борются, это вполне возможно. Но рычаги осуществить эту функцию в руках далеко не у всех. Те, у которых они есть, неизбежно сталкиваются с соблазном применить инструменты продолжения революции для получения абсолютной власти и осуществления террора. Этим объясняется разница в мотивах Сталина и Бухарина.

Таким образом, в какой-то момент в мотивах рядового революционера и лидера государства может возникнуть противоречие. Рядовой революционер, используя инструменты «законной революционности» добился нужного ему результата, но после победы над врагами революции и консолидации власти он хочет понятных правил игры и построения институтов, поддерживающих новый социальный порядок. И тут он вступает в противоречие с тем революционером, который облачен властью.

Власть, уже использовавшая инструменты «законной революционности», совершенно не готова от них отказываться. В чем суть закона? Закон и право — это инструмент слабого против сильного. Сильному не нужно право для реализации своих потребностей и целей – у него для этого есть сила (физическая, организационная или финансовая). Но всегда найдется кто-то сильнее, у кого больше власти, ресурсов. Слабая сторона может лишь надеяться на закон для ограничения произвола сильной. В правовом государстве закон стоит превыше всего, закон является ограничителем для всех и никто не может быть наказан кроме как за нарушение самого закона. В 16 главе 3 книги «Политика» Аристотель говорит, что предпочтительнее, чтобы правил не кто-либо из граждан, а закон. То есть, правит закон – а действующий правитель лишь является гарантом осуществления этой функции.

От теории к армянской практике. Революция, трансформация режима и популизм

Как мы уже увидели, правителю, вкусившему свободу, даваемую использованием методов «законной революционности», комфортнее всего будет возвращаться к этой практике в каждой сложной ситуации. Ведь закон его ограничивает, а революция – дает свободу. Так и Никол Пашинян, объявивший, что сейчас начинается новая стадия революции и все должны принять в ней участие.

Для начала разберемся с терминами. Спустя почти два года после «Бархатной революции» продолжаются споры – что же это было. Я, как тогда, так и сейчас, утверждаю, что это была революция. Ввиду того, что многие современные государства так или иначе базируются на революционном прошлом (к примеру, США, Франция), а у нас целые поколения были выращены на коммунистической пропаганде, ассоциирующей революцию обязательно с чем-то положительным, водораздел квалификации событий двухлетней давности стал проходить по персональному отношению к тем событиям. Сторонники «Бархатной революции» называют эти события революцией, а противники – простой сменой власти (в некоторых случаях – государственным переворотом).

Во-первых, решительно не поддерживаю терминологический спор о том, являются ли события 2018 года революцией или переворотом, поскольку это одно и то же – государственный переворот совсем не обязательно является закулисным действием, а революция не обязательно является неким источником бесконечной легитимизации, которой, якобы нет у переворота. Например, российские революционеры еще 10 лет по инерции называли организованную ими революцию «Октябрьским переворотом», уже потом это определение стало до неприличия пышным. Во-вторых, говоря о глубине потрясений или изменений, люди слишком сильно загоняют себя в ловушку повседневности. Новое общество не строится за день или за год, также и старое не разрушается за такой срок. В-третьих, никакой критики не выдерживают высказывания, особенно наших зарубежных коллег о том, что если не произошло внешнеполитических изменений, то это не революция. Скорее даже наоборот – если бы они произошли, у нас было бы, возможно, меньше оснований говорить о революции, а не больше. В-четвертых, часто армянскую революцию упрекают в отсутствии идеологии, сам Пашинян говорит об отсутствии у него «измов», но строить на этом аргументацию о том, что это означает, что произошедшее – не революция – безграмотно. Хотя бы потому что отрицание всех «измов» это тоже «изм», либерализм. И если об этом не сказано прямо, то только потому что это слово на постсоветском пространстве изрядно дискредитировано за последние десятилетия.

Как читатели уже могли понять, я квалифицирую происшедшее в качестве революции. Кстати, это изрядно упрощает анализ; интеллектуальные костыли в виде анализа личных качеств Пашиянна и его команды, а также сопутствующих тенденций не то чтобы становятся совсем лишними, но превращаются из рамки анализа, как это часто делается – лишь в его штрихи, тогда как рамкой является для меня понимание того, что это была революция.

Месяц спустя прихода Пашиняна к власти я об этом уже написал: Революция, переворот или ускорение эволюции? Как классифицировать смену власти в Армении? Пересматривая этот текст сейчас, я нахожу почти все сказанное тогда релевантным, за исключением режимной типологии. В таблице характеристики изменений я написал, что из полуавторитарного гибрида, Армения превратилась в полудемократический гибрид. Это было заблуждение. Если сейчас я поставлю себе задачу определить характеристику власти в Армении с позиции режимной типологии, эта задача рискует стать нерешаемой. Действительно институты (в том числе неформальные) и инерция полуавторитарного режима, существовавшие до апреля 2018 года, прекратили свое действие, что создало иллюзию демократизации. К примеру, пресса на краткий момент стала свободнее, и до сих пор куда плюралистичнее, чем когда-либо за 30 лет. Но все действия власти как в законодательном, так и в информационном и политическом направлении нацелены на ограничение этой свободы. Парламент сегодня слабее чем когда-либо, хотя, казалось бы, куда слабее. Судебная власть находится под открытым давлением и регулярно выполняет неформальные приказы исполнительной власти. Так что на уровне намерений ни о какой даже полудемократической форме говорить нельзя. Другой вопрос – есть ли способность к консолидации авторитаризма в Армении. Стратегически в этом отношении ничего не изменилось с тех пор как я писал статью «Консервация полуавторитарной системы в Армении маловероятна». Но колебания или всплески авторитарных тенденций возможны.

См. также: «Железный удар» Пашиняна по «людям в черном»: опасные тенденции в отношении политических свобод в Армении (7 июня 2019)

Соответственно, можно лишь сказать, что у власти в Армении действительно популисты, но типологически характеризировать нынешний режим не представляется возможным, по крайней мере, на данный момент. Для иллюстрации популизма приведу статью «Консенсус-95%», опубликованную в качестве анонимной редакционной статьи в газете, принадлежащей Пашиняну и вышедшей из-под его пера. В этой статье он эксплицитно противопоставляет революцию и новую власть общественно-политической элите, составляющей, по его мнению, 5% населения.

Хронология «вторых» этапов революции по Пашиняну

Итак, сейчас Пашинян объявил о том, что начинается вторая часть революции, и призвал армян диаспоры приехать в Армению и принять участие в референдуме, чтобы приобщиться к революции, если еще не успели. Но это не второй акт революции, а уже в действительности седьмой.

Первым актом революции было свержение предыдущего президента, пересевшего в кресло премьера – Сержа Саргсяна. Вторым – свержение Республиканской партии и правительства во главе с премьером Кареном Карапетяном, что окончилось приходом Пашиняна к власти. Поскольку хронологически перерыв между этими двумя актами занял всего один день (24 апреля), многие их объединяют, хотя это и не вполне верно. Изменились лозунги и изменились цели революции и вообще-то для инсайдеров это изменение было серьезным, хотя внешне изменилось не так много. Если в первом случае целью было отстранение Саргсяна, то во втором – уже приход к власти Пашиняна. Я не просто так говорю о втором этапе революции, это уже тогда так называлось.

Следующим этапом стало свержение мэра Еревана – Тарона Маргаряна. Свержение Тарона Маргаряна происходило посредством комбинации двух методов – уголовного преследования за коррупцию и уличных акций протеста вокруг сквера «Ковер» в центре Еревана. Его оштрафовали на 3-4 миллиона долларов и он ушел в отставку – 9 июля 2018 года, «пережив» Сержа Саргсяна во власти на два с половиной месяца. В сентябре, на фоне более чем острой кампании, к власти в городе пришел актер Айк Марутян. С тех пор терминология о «черных» и «белых» силах, а также о «новых» и «бывших» остается актуальной в армянской политике. Марутян и блок «Мой Шаг» получил 80% голосов и это был первый электоральный «замер» революции после отставки Саргсяна.

Следующим, то есть, четвертым этапом революции, стало давление на парламент, митинг во дворе парламента 2 октября 2018 года. Тогда РПА, все еще сохранявшая позиции в государственном аппарате, попыталась использовать свой бюрократический «вес» для сдерживания Пашиняна и откладывания выборов до мая 2019 года или вообще на неопределенный срок. Пашинян вновь объявил о втором этапе революции и собрал массовую акцию протеста, после чего решил вопрос с парламентскими выборами и провел их в кратчайшие сроки с кампанией, продлившейся всего лишь 12 дней. Высказывания о втором этапе революции были и перед парламентскими выборами 2018 года, но тут как раз отделять эти события смысла не имеет, это был один непрерывный процесс – как технически, так и логически.

Пятым этапом революции была объявлена «экономическая революция», запущенная после оглашения программы правительства в начале 2019 года. В этом случае чаще всего говорилось о втором этапе революции. Читатели могут возразить: это риторический прием, нацеленный на демонстрацию избирателю: «мы, революционеры, пришли не только ради политических преобразований и получения власти, но и для того, чтобы обеспечить экономический результат для вас – избирателей». Это отчасти верно, но лишь отчасти. Дело в том, что и в данном случае от граждан требовалось участие – уплата налогов, требование чеков в магазинах, активное одобрение неоднозначной социально-экономической политики, включающей в себя выравнивание налоговой ставки, оптимизацию государственных ведомств, включая неоднозначную политику в отношении сельского хозяйства и др.

См. также:

Новый налоговый кодекс Армении и его последствия (14 января 2020)
Армянская «экономическая революция». Что это – и возможна ли ее реализация? (6 июня 2019)
Инклюзивный рост: что это такое и удастся ли его обеспечить в Армении (17 февраля 2019)
Экономическая политика нового армянского правительства – обзор (14 ноября 2018)
Инвестиционная среда в постреволюционной Армении (20 сентября 2018)

Далее ситуация краткосрочно стабилизировалась, но в мае 2019 года Пашинян вновь объявил о «втором этапе революции» — это была акция по блокаде судов, проведенная 20 мая, после того как Кочарян вышел на свободу. В числе прочего это был новый «тест» революции. Пашинян выступил в непривычной для себя роли – сравнительно успешного администратора и неуспешного публичного оратора. Люди не вышли на акцию протеста, но зато разностороннее открытое и неформальное давление позволило «прогнуть» суды и подчинить их.

После этого Пашинян довольно долго не обращался к народу за поддержкой напрямую. Вскоре после акции вокруг судов, новое правительство решило освободиться от нынешнего состава Конституционного суда, особенно от его руководителя Грайра Товмасяна. Эти попытки интенсифицировались с сентября, но не давали никакого результата. Оказалось, что у власти нет весомых аргументов, если в качестве таковых не рассматривать внебрачные связи судей КС, ручку, подаренную Товмасяном Пашиняну, крышу в сельском доме отца Товмасяна, не имеющей должной регистрации и арест крестников Товмасяна. После заявления главы Венецианской комиссии Пашинян временно отступил, но, по-видимому, было решено продолжить давление. Негативные отклики были получены и от ПАСЕ, но власть решила уже не останавливаться. Методы уголовного преследования не сработали и в итоге было решено разделить ответственность с обществом, назначив референдум. И вновь Пашинян объявил о втором этапе революции, хотя, по сути, это уже седьмой этап.

См.: Отступление власти: Конституционный суд выдержал давление (14 ноября 2019)

Зачем Пашиняну новые революции?

Пашинян обращается к революционной терминологии почти всегда, это его технология управления и сохранения власти. Но когда он видит, что проблему ни правовыми, ни политическими средствами, имеющимися в его распоряжении решить невозможно, либо решение этой ситуации с использованием имеющихся средств приведет к потере времени, он обращается к народу за поддержкой, говоря о том, что происходит второй этап революции и все должны его поддержать. Искать поддержку на улице ныне нецелесообразно: во-первых так Пашинян выступит против самого себя, он сам стремится стабилизировать ситуацию и минимизировать число уличных акций, во-вторых акции против судов вызвали отрицательную реакцию даже в среде многих его сторонников, в-третьих, сейчас он банально не сможет вывести людей без применения админресурса. Вопрос о власти в действительности уже не стоит, что означает, что на самом деле заинтересовать людей проблемой Конституционного суда будет сложно; это и не получается. Но при этом, Пашинян все еще хочет воспользоваться высоким уровнем доверия, которым обладает на данный момент при том, что оппозиция все еще слаба и разрозненна.

См.:

Деятельность Пашиняна одобряют более 75%. Оценки институтов: опрос (12 декабря 2019)
Оппозиция в Армении через полтора года после «Бархатной революции» (23 ноября 2019)
Съезд правящей партии Армении – результаты (19 июня 2019)
Социально-экономические причины "Бархатной революции": общественное мнение и протесты (20 апреля 2019)

Однако, как случайно проговорился Ален Симонян, обращение к «черно-белой» тематике и обвинение всех оппонентов в «работе на бывших/Роберта Кочаряна» банально удобно. Пашинян распространяет ненависть с трибуны парламента и посредством огромного числа информационных ресурсов, созданных в социальных сетях и в YouTube, использует правовую систему государства для давления на оппонентов и апеллирует к революции для объяснения, почему он должен взять верх в том или ином противостоянии. Ненависть, генерируемую в результате собственной медиа-кампании он "списывает" на народ, утверждая, что народ просто ненавидит его оппонентов, особенно прошлые власти, а он их, можно сказать, спасает. Это похоже в некотором роде на тезисы российских властей, что если не они, то народ проголосует за фашистов, и являющихся им реальной альтернативой. Ошибочно полагать, что все это имеет какую-то одну конкретную цель, после чего применение этих методов прекратится. Эти методы уже в значительной мере институционализировались по мере деинституционализации самого государства и, как следствие, будут продолжать применяться по мере необходимости. И отстранение независимого от власти Конституционного суда ставит целью как раз устранение последнего механизма сдержек и противовесов.

См. также:

Увеличение энтропии системы власти в Армении (25 октября 2019)
Проблемы в системе управления Армении через год после «Бархатной революции» (10 июня 2019)
Переформатирование окологосударственного экспертного сообщества Армении (31 января 2019)
Почему планируемое сокращение госаппарата – плохо (28 декабря 2018)

Возможно, это и не специально: просто каждый раз, когда правительство сталкивалось с необходимостью выстраивать сложный баланс, проводить переговоры и учитывать интересы других игроков, возникал соблазн применить революционный метод и разрубать гордиев узел без раздумий. Потом это превратилось в привычку, а сейчас от нее уже невозможно отказаться. Этому всему содействует правовой нигилизм не только большинства населения, но и даже многих представителей экспертного сообщества; они считают, что политические соображения выше правовых, не понимая, что таким образом только удаляются от правового государства и при этой власти Армения правовым государством не является, являться не может – и не станет.

В дилемме «законной революционности» и «революционной законности» Пашинян чаще всего выбирал первое, хотя и у многих возникало ощущение, что все же данная революция легалистская. На мой взгляд, легалистской она не является. Да, она не свергает республику, то есть не подвергает сомнению основы государственности, но каждый без исключения этап революции сопряжен с многочисленными нарушениями этой самой легальности, ограниченными только возможностями их совершать: теми же самыми сдержками и противовесами, носящими ныне уже преимущественно внешний характер.

И это – серьезное отличие от других бархатных революций, действительно легалистских. Здесь даже можно привести в пример процесс обретения Арменией независимости, где Армения полностью выдержала все требования советского законодательства о референдуме, его сроках, избранный в советское время парламент продолжал работать и действовала конституция и законы Советской Армении. Хотя сменился и политический строй, и экономический, и социальный. Не говоря уже о факте возникновении нового государства.

Сегодня же с каждым новым нарушением легальности, растет сопротивление не только вне, но и внутри страны – как со стороны других игроков, так и со стороны госаппарата – и даже внутри собственной команды. Поэтому, как уже сказано выше, преодолеть тягу к волюнтаризму новая власть самостоятельно не сможет.

См. также: Смерть Георгия Кутояна оставила много вопросов в обществе (21 января 2020)