Правозащитники скептически оценили борьбу против пыток на Северном Кавказе

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".

В Международный день ООН в поддержку жертв пыток правозащитники отметили неизменно тяжелую ситуацию на Северном Кавказе. А жертвы пыток потребовали ужесточить наказание за них.

Ситуация с пытками задержанных на Северном Кавказе остается тяжелой

В этом году из Северо-Кавказского федерального округа и Южного федерального округа было меньше обращений с жалобами на пытки, чем в прошлом. Но это больше связано с эпидемией, чем с  изменениями в госполитике, отметила директор правозащитного фонда "Общественный вердикт" Наталья Таубина. "Скорее, это связано с тем, что сам год довольно странный — с эпидемией коронавируса, когда много что был закрыто", — сказала она корреспонденту "Кавказского узла".

После обращения жертв насилия со стороны силовиков к правозащитникам, число пыток в том или ином регионе снижается. Но это лишь временно, отметила Таубина. "Вероятно, судебные приговоры могут иметь временный эффект в виде уменьшения объемов незаконного насилия из боязни оказаться за решеткой. Но когда нет других системных изменений, ведущих к превенции незаконного насилия, этот страх постепенно проходит, и все возвращается в прежнее русло. Мы можем наблюдать это по другим регионам, где у нас есть больше материалов. Так, в Ярославской области, когда удалось привлечь внимание к проблемам пыток в полиции, число случаев уменьшилось. Потом это забылось, и все вернулось на круги своя. Я не вижу, чтобы кто-то из региональных руководителей принял эффективные меры, работающие на превенцию незаконного насилия — впрочем, как и в других российских регионах", — заявила она.

Если жители того или иного региона не жалуются на пытки, это не означает, что там все благополучно. "Это обычно означает не отсутствие пыток, а, скорее, отсутствие у пострадавших информации о том, куда нужно обращаться, и кто может оказать поддержку. По нашим наблюдениям, если мы начинаем работать в каком-либо регионе и об этом становится известно — к нам начинают поступать обращения из этого региона. Кроме того, большую роль играет неверие в возможность восстановить справедливость и привлечь к ответственности сотрудников правоохранительных органов, осуществлявших пытки. Этот фактор играет на Кавказе большую роль, чем в других российских регионах", — сказала Таубина.

В качестве примера безнаказанности силовиков она привела случай в Карачаево-Черкесии, когда полицейский был осужден за угон скота. "В начале этого года суд первой инстанции вынес обвинительный приговор. Обвиняемый на оглашение приговора не явился и был якобы объявлен в розыск. "Розыск" этот не помешал ему прийти в свое собственное отделение полиции — сдать табельное оружие. Его не задержали, а правоохранительные органы, ответственные за его поимку, "переводили стрелки" друг на друга. Месяц назад дело рассмотрел суд второй инстанции и смягчил приговор, заменив реальное заключение условным сроком", — рассказала правозащитница.

Чечня стала лидером по числу жалоб на пытки в полиции

В текущем году в Северокавказское отделение Комитета против пыток было на треть больше обращений из-за пыток, чем в прошлом, рассказал руководитель отделения Дмитрий Пискунов. "За первое полугодие 2019 года было 12 обращений, за первое полугодие этого года – 19. Девять от жителей Чечни, четыре — Кабардино-Балкарии, три — Дагестана и два обращения от жителей Ставрополья", — сказал "Кавказскому узлу" Пискунов.

Он также скептически отнесся к ситуации с борьбой против пыток на Северном Кавказе. "Даже когда удается возбудить уголовное дело против полицейских, применяющих пытки, мы сталкиваемся с противодействием со стороны их родственников и друзей, которые пытаются "решить вопрос" через родственные связи, подкуп и тому подобное. И дело рассыпается. За последние несколько лет не было ни одного обвинительного приговора, несмотря на богатый доказательный материал", — рассказал правозащитник.

По его словам, хуже всего ситуация обстоит в Чечне, где иногда арестовывают десятки человек, которых затем доставляют в отдел МВД Грозного, полк имени Ахмада Кадырова, отдел МВД в Шали. И могут там содержать по два-три месяца. При этом ни одного уголовного дела по фактам пыток возбуждено не было. "Единственное уголовное дело, которое возбудили по действиям чеченских полицейских, было возбуждено в Дагестане", — отметил Пискунов.

В Дагестане расследуются сразу три дела о пытках. Наиболее ярким из них стало дело Юлдуз Курашовой. У нее вымогали деньги хасавюртовские полицейские, при этом они угрожали женщине подкинуть наркотики и применяли к ней силу, отметил правозащитник.

В Ингушетии хотя сейчас и нет в производстве у правоохранителей дел по пыткам, но ситуация в регионе в целом не изменилась. "Дело главы ЦПЭ Ингушетии Хамхоева затронуло только верхушку. Люди и методики, которыми пользовался ЦПЭ, остались. Ситуация практически не изменилась — изменились только фамилии людей на определенных постах", — сказал он.

По ситуации в Кабардино-Балкарии Пискунов в качестве примера привел дело об избиении Рустама Кучменова начальником отдела по борьбе с организованной преступностью управления уголовного розыска республиканского МВД Анзором Ашхотовым, которое тянется с 2017 года. Следователи пытались прекратить дело на основании "реальной невозможности участия" подозреваемого в расследовании, отметил правозащитник. "По другому делу, семьи Иритовых, которых избили ворвавшиеся в их дом полицейские, мы получили уже 12 отказов в возбуждении уголовного дела", — сказал Дмитрий Пискунов.

На Кубани ситуация с пытками также сложная, отметил руководитель краснодарского отделения Комитета против пыток Серей Романов. "Меняются лишь районы, привлекающие наше внимание", — сказал он "Кавказскому узлу".

Борьбу против пыток усложняют препятствия со стороны полицейских и страх среди жертв жаловаться на силовиков. "Многие люди опасаются говорить о пытках во время следствия, боясь, что тогда их будут пытать еще раз. Они заявляют об этом лишь на суде, когда уже поздно, поскольку никаких следов от этих пыток не остается, доказать проведение пыток крайне сложно", — подчеркнул правозащитник.

Многие дела по пыткам тянутся по два-три года, а иногда и по пять лет. "С другой стороны, на днях мы получили сообщение о том, что в Прикубанский районный суд Краснодара направлено дело по статье 286 УК РФ "Превышение должностных полномочий с применением насилия" в отношении полицейских, в марте 2019 года сломавших ногу местному жителю Евгению Манченко, инвалиду с особенностями развития, который поздним вечером пытался перелезть через забор своего домовладения", — рассказал он.

Жертвы пыток на Северном Кавказе не готовы идти в суд

Упомянутая Дмитрием Пискуновым Юлдуз Курашова рассказала "Кавказскому узлу", что полицейские задержали ее 27 марта, преградив путь ее машине. "Раньше я продавала "Лирику" (противоэпилептический препарат, применяющийся в качестве наркотика), до запрета делать это. Они думали, что я продолжаю этим заниматься, в то время как я переключилась на торговлю сумками и косметикой. Когда они затаскивали меня в машину, то били по голове и по шее так, что потом вся шея была синяя. Когда они приехали со мной домой и увидели, что наркотиков у меня нет, то говорят: "Если нет, так мы подкинем", — рассказала Курашова.

После того как она подала заявление на действия полицейских, ей стали поступать угрозы от их родственников и друзей. "Чего только они не говорили. Угрожали убийством и другими вещами. Я была настолько напугана, что месяц прожила у подруги. Да и сейчас, когда выхожу в магазин, раз десять оглянусь. Я надеюсь и хочу, чтобы их наказали и заперли. Пока их не посадят, я буду жить в страхе", — заключила она.

Мужа жительницы станицы Выселки Краснодарского края Ольги Скидановой Евгения Скиданова вечером 14 ноября 2019 года силовики задержали на работе и доставили в отдел МВД России по Выселковскому району, рассказала она. "Его задержали по делу об убийстве женщины, которая работала разнорабочей на ферме, где у него был свой небольшой бизнес. Женщина исчезла в 2014 году, а мужа несколько раз вызывали в ОМВД как свидетеля по делу. Когда я узнала о задержании, то позвонила отцу, и мы приехали в отдел полиции. Сначала нам говорили, что его там нет, в 21.00 нам сказали, что он оттуда ушел, а в 23.00 заявили, что он якобы пытался бежать в 18.00 и оказывал сопротивление полицейским", — сказала "Кавказскому узлу" Скиданова.

По ее словам, силовики избивали мужа всю ночь. "Утром нам сказали, что его вывозили на ферму, и он якобы в чем-то признался. На следующий день, 15 ноября, началось заседание суда, по подтверждению административных правонарушений (в итоге, кстати, это задержание на 15 суток признали незаконным). На суде муж не мог идти самостоятельно — его вели под руки, на лице были видны следы травм. Судья, когда муж сказал, что ему плохо, вызвала скорую помощь. Потом он рассказал, что его всю ночь пытали: подвешивали на лом, надевали на голову пакет, не давая дышать, пытали током, били по лицу. Требовали признаться в убийстве той женщины", — рассказала она.

Когда ее супруга повезли в больницу, чтобы зафиксировать побои, то силовики пытались этому помешать, отметила женщина. "В больнице хирург сказал, что никаких синяков у него нет, хотя за пару часов до того мы эти синяки фотографировали. Через неделю в Кореновске провели экспертизу и обнаружили телесные повреждения семидневной давности", — отметила она.

Расследование дела практически не продвигается, пожаловалась Скиданова. "Мы получили уже четыре отказа в возбуждении уголовного дела. В марте мы с Сергеем Романовым ездили в Краснодар, были на приеме у первого заместителя председателя регионального Следственного комитета Андрея Маслова. Он распорядился забрать дело в первый следственный отдел, располагающийся в Краснодаре. И с тех пор о деле ни слуху ни духу. Мы не получаем ни отказов, ни постановлений о продлении следствия, не знаем — ведется оно или закрыто. Следователь при встречах говорит адвокату, что он займется делом, но потом, а сейчас у него нет времени", — подчеркнула Ольга Скиданова.

Однако пытки в отделе МВД по Выселковскому району для ее мужа стали не единственными. "22 ноября 2019 года его неожиданно перевели в известную пыточную тюрьму в Горячем Ключе. И там в камере его начали бить полуторалитровой бутылкой с водой, говоря: "Давай, признавайся". Он отвечает: "Я при всем желании не могу признаться". Сохранилась аудиозапись, но следствие считает, что она плохого качества, и нужно провести "улучшение записи", но в чем оно будет заключаться, неизвестно. Вроде бы обнаружили кости этой женщины, но по ним непонятно, когда были нанесены повреждения — до смерти или позже. А муж уже седьмой месяц сидит в заключении", — рассказала Скиданова.

"Наш адвокат говорил, что знает, как минимум, еще трех людей, которых пытали те же сотрудники ОМВД, которые пытали моего мужа", — добавила она.

Вдова Владимира Цкаева Земфира, который умер после допроса в отделе полиции четыре с половиной года назад, отметила, что в России Международный день в поддержку жертв пыток должен отмечаться особым образом. "Это(пытки) не единичные случаи в Российской Федерации,  и, к сожалению, моя семья тоже стала жертвой полицейских пыток", — сказала она "Кавказскому узлу".

По ее мнению, государство должно брать на себя расходы по реабилитации жертв, которые остались живыми после пыток силовиков, и также ужесточить наказание за них. "Я бы, честно говоря,  ужесточила наказание за применение пыток в силовых структурах, сотрудники которых, пользуясь своими служебными полномочиями, осуществляют их, в нашем случае в управлении полиции", — добавила она.