Шестая ночь - olga-liz, Северная Осетия.

1. Шестая ночь - olga-liz, Северная Осетия.

Моя одежда и волосы насквозь пропахли дымом. Сидеть всю ночь у костра не доводилось давно. С детства, наверное.
И в чем-то это даже романтично.
Только глаза слезятся, когда ветер в лицо. А если пересесть напротив - становится холодно.
- Такая участь у оппозиционеров, - шутил Алан, - либо ты сидишь по ветру, либо дым летит тебе в глаза.
Алан - задорный парень, который балагурил ночь напролет у ржавой бочки, в которую время от времени подбрасывали дрова. Напротив него сидел Аслан. А рядом - несколько женщин, которые наперебой рассказывали анекдоты на осетинском. Они просто плакали со смеху, но я ничего не понимала, кроме нескольких слов. Потом они принесли мне дымящийся бульон в алюминиевой кружке и хлеб. И сказали "ешь, пока есть".
Всем, кто сидел вокруг костра, принесли тоже.

Бульон в кружке быстро остывал. Мы с Ацей долго обсуждали, сколько же градусов ниже нуля Сошлись на минус пяти. Это было около двух ночи. К четырем начало резко холодать.
На площади поставлено пять или шесть бочек, вокруг которых квадратом стоят скамейки. В стороне кололи дрова и варили суп в огромном котле.
Палаток стало больше. К двум огромным поставили еще две или три поменьше, рядом.
Подъезд к площади по-прежнему перекрыт патрульными машинами. У ребят в форме своя полевая кухня - две палатки стоят прямо у здания Правительства. Вчера утром оттуда плыл безумный запах блинчиков.

Закончилась шестая ночь.
Моя -первая.

На площади бегали бродячие собаки. Они виляли хвостами и грелись у бочек, свернувшись калачиком. Ребята шутили, что даже звери на их стороне.
Кто-то достал из кармана горсть семечек. Предложил соседу. Сидят, съежившись, - и щелкают, нехотя высовываясь из воротника.
- Вот говорят про нас "сидят там на площади семечки грызут", - обижается Аслан. - А что мы тут, ноктюрны писать должны?

Эта шестая ночь началась тревожно. В полночь на площади отключили свет. Всего минут на десять. Но мы решили остаться. Днем был пущен слух, что сегодня митингующих будут разгонять. Это было сделано наверняка нарочно, но что нам оставалось делать.
Журналисты и фотографы периодически уходили и приходили, сменяя друг друга.
Алла Джиоева тоже сидела у соседней бочки. В своей легендарной шубе. Говорят, что раньше ее среди людей на площади не видели. Видимо, здоровье не позволяло. Хотя я точно помню, что первую ночь она провела здесь, сидя в машине с температурой.

- Ты когда успела вернуться? - спрашивает меня Аслан. - Граница же была закрыта.
- На два часа открыли, - отвечаю. - Вот и успела проскочить.
Компания дружно засмеялась:
- Да, знаешь, такой неписанный принцип у оппозиционеров - с семи до девяти границу не пересекать!
Я засмеялась тоже. Действительно, нелепая ситуация. Когда я проходила паспортный контроль, две женщины передо мной спросили у пограничника, почему дорогу открыли только на два часа. Пограничник прямиком так и ответил: "Там обстановка предвоенная".

- Это мы тут все сидим, конечно, смеемся, шутим, - рассказывает мне Алан. - А на самом деле, ситуация очень напряженная. Ножом воздух резать можно. И что будет, если...
Он махнул рукой. Мол, страшно ему даже представить вот это "что, если".

Потом пошли сочинять стихи. Экспромтом выходило что-то вроде:
"Шестую ночь горят костры,
Джабелич, просим, уходи!"

- Слушай, как-то у тебя все не очень в рифму получается, - говорит Аслан Алану. - Вот по смыслу хорошо, а с рифмой как-то не очень...
- Ну хорошо. "Горят костры шестую ночь..."
Тут Алан на секунду задумался и выпалил продолжение:
- "Холодно. Пусть правительство пойдет в отставку!"
Мы засмеялись. Это согрело.

Аслан был явно настроен более романтично и как вариант предложил:
"Горят костры шестую ночь,
Никто не хочет нам помочь"

Подошел какой-то огромный парень, лица которого я не разглядела из-за капюшона:
- Да тут уже знаешь, как люди встречаются? Например, звонит один другому и спрашивает: "будешь на площади сегодня?" Тот отвечает, мол, буду. "А, ну давай тогда, в девять у пятой бочки встретимся!"

Мы все пропахли дымом насквозь. Одежда, волосы, - все. Кто-то пошутил, что скоро оппозиционеров будут определять по запаху и на этом основании задерживать.
- Главное, чтобы дров хватило. Мы-то простоим, - говорили ребята. - Хотя... Да мы и без дров простоим.

Я спросила, кто привозит им дрова. Мне ответили, что дрова привозят энтузиасты, как, впрочем, и все остальное. Чай, одноразовую посуду, палатки. Алла сказала, что после инаугурации они все должны разойтись, что дальше стоять смысла нет.

- А до инаугурации, думаете, есть? - спрашиваю я Алана.
- Ну, если там до сих пор не могут ничего решить, значит, мы чем-то мешаем. А если мы чем-то мешаем, значит, смысл есть.
- А что потом? После инаугурации?
Алан пожал плечами. Ничего не ответил.
Была половина пятого утра.

2. Вспомогательная демократия - john-rend, Дагестан.

На избирательном участке 1145, что располагается во Вспомогательной школе№8 (Сепараторный поселок) нами воочию были увидены эпизоды вопиющей антидемократии. Молодые люди в спортивной форме совершали акт вброса бюллетеней в урну. Причем они особо и не прятались за широкими спинами подельников из УИК. Не стеснялись они и нашего солидного десанта из двух кандидатов, и одного помощника, приход которых в каждый избирательный пункт всегда вызывал определенный «шорох» и вопросительные взгляды у агентов выборного процесса. На этом участке было особенно оживленно. Окраинный, да еще располагающийся в школе для умственно отсталых, участок явил собой образчик российской недозрелой демократии.
Такова наша российская (дагестанская) демократия. Другой пока она быть не может в силу политического расклада, о котором «все всё знают». Наблюдателей от Яблока всего по Дагестану было около 15 человека, а другие партии тоже не особо были активны. Руководители УИК в частной беседе признавались нам, что договоренности уже есть на уровне Республиканской избирательной комиссии и что им спускаются особые директивы, как и что. В общем «все всё понимают». Если в кабинете директора штаб партии (угадайте какой) и выборы проходят в этой же школе, о какой тут демократии речь. В условиях диктата «свыше» (не путать с божественным) демократия тает. На выборах правовое поле истончается. Дагестанский хасият входит в клинч с этим самым полем.
Директора школ подтягивались к участкам к истечению выборного времени. Наблюдателей если не выводили, то обязательно ставили перед фактом: «протокол получите завтра!». Как говорят все наблюдатели в один голос: «Завтра» бумага проходила через горнила РИК. А там уже добиваться истины не будет абсолютно никакого смысла. Там уже все обращения к Господу Богу, а не в народный суд. Поэтому, что в Дагестане, что в Москве – завладеть копией протокола для наблюдателя было самой большой удачей дня выборов!
Такая картина – общее место для всей страны. Могут быть какие-то погрешности, особенности, но одно точно – честность выборов всегда находится под прицелом властолюбия с одной стороны и услужливости с другой.
В России мы имеем феномен вспомогательной демократии. Демократию подпирают всячески вбросами, голосовательной «каруселью» и подвозами электоральных единиц, которые осуществляют муниципальные маршрутки, другими изобретениями и методами политического свойства. Все помогают одной партии! А может этой помощи то и не требуется. Может директора школ и другие начальники выборного паровоза сами гудят и пар пускают, пытаясь принести голову, когда всего-то нужна шапка. То бишь, желают выслужиться и показать – какие мы тут старательные. Характерно это для рабов и людей с психологией прислуги. То, что это имеет место в Дагестане, которым кто-то тут всегда восхищается как страной рыцарей, печально вдвойне.

3. Никакой политики. Чистый бизнес. - Александр Санакоев, Южная Осетия.

До 2008 года я верил, что Южная Осетия непременно обретет независимость, и, как следствие, международное признание. Я даже верил, что доживу до этого дня. Встречу, так сказать, воплощение этой надежды убеленным сединами стариком, и мое усталое сердце вновь ощутит силу биения в дряхлой груди.

Но эта романтическая мечта была развеяна самым прозаичным образом. Словно люди, которые рождены, чтоб сказку сделать пылью, добрались своей разрушительной дланью до самых глубин моего воображения. Признание моей исторической родины осуществилось решительно и, можно сказать неожиданно, несмотря на огромные жертвы нашего народа на пути к независимости. И произошло это в полном расцвете моих сил, никоим образом в этом процессе не задействованных.
 
Ну да бог с ним. Главное, что это все-таки произошло. В конце концов, можно было прийти в себя и спокойно осознать происходящее. Но вот что удивительно: я не чувствовал никакой эйфории. Никакого подъема, ликования. Никакого ощущения праздника. И это приводило меня в замешательство. Ведь по всем правилам сердцу должно было быть тесно в груди от восторга! Нет, не количество жертв августовской войны омрачало праздник. Да простит меня светлая память этих людей! Сердце глодало смутное ощущение нереальности происходящего. Слишком быстро. Как-то резко. Возможно лишь для меня. Но не для тех, кто все 20 лет борьбы жил в Цхинвале. Определенно. И все же предательское чувство обмана не покидало. К тому же улики были налицо: небо не стало глубже, горизонт шире, цветы не стали ароматнее, краски ярче…
 
В тот год, 9 августа, мы сидели во дворе Джавской школы и рассуждали. Оружия нам не давали, бегать от точки до точки с двумя цинками патронов надоело, и мы могли беседовать, праздно восседая на траве. У нас больше суток не было радио и телевидения, и наши суждения могли быть независимыми. И нам казалось, что мы понимаем суть происходящего. Но теперь я думаю, что мы не понимали. Нам казалось, что мы свидетели политических процессов, судьбоносных для нации. Но сейчас, после снежной революции, можно так же уверенно сказать, что мы были наблюдателями бизнес-проекта. Проекта по освоению средств. Российские чиновники, под видом помощи народу южной осетии, занимаются распилом денег. Кое-что, надо полагать, перепадает местной знати. И менеджеры не заинтересованы в том, чтобы местная знать была сегодня одна, а завтра другая. Этого бизнес-план не предусматривал. Независимость ЮО в этом проекте лишь необходимый юридический фактор.
 
Но вот же незадача! Народ Южной Осетии все принял всерьёз. Странно, ведь присущее кударцам чувство юмора не отказывало им даже в самых тяжелых обстоятельствах. А вот взяли, да и поверили, что независимы. Что могут выбирать. Казалось, борьба с Грузией почти закончилась. Но, возможно, это была лишь тренировка. Подготовка к схватке с настоящим опасным противником – Россией. Точнее, с ее чиновничьим аппаратом. И тут придется собрать все свои силы и решимость. Ведь в этой борьбе родное правительство на стороне противника. Кем бы оно ни было представлено. Но что можетт испугать южных осетин? Тех, кто все последние 20 лет прожил в ЮО, не уехал на север или еще куда-то, и выдержал все испытания, уже ничем не испугать.
 
Я так думаю.

4. В Багдаде все спокойно... - web-timur, Дагестан.

Что можно сказать по результатам предыдущего поста про выброшенные голоса.
Для меня очень показательно, как отреагировали на эти вопиющие факты нарушений многие наши дагестанские общественно-политические блогеры - никак. Зато как пяткой бить себя в грудь по поводу патриотизма, так сразу очередь выстраивается.
Ни одна из записей про нарушения на выборах или про неправдоподобные цифры явки и голосов за ЕдРо не вошла ни в какие топы, ни на какие сайты вроде rukavkaz.ru. Единственным отреагировавшим был Кавказский узел.
В Багдаде все спокойно...

Тем не менее, тот ноль, к которому по результатам выборов приравняли меня, это не только мой ноль. Этому нулю равен каждый гражданин РФ, в том числе и наши уютно сидящие во всяких комитетах, прокремлевских организациях и т. д. Уже сегодня ясно, что те же нашисты нужны только для того, чтобы дать красивую картинку ликующего народа по 1 каналу. Но объективно они власти не нужны. Если встанет вопрос о защите власти, всех этих пионеров с барабанами сметут как нечего делать. Сейчас опора власти - другая "общественная организация" - ОМОН. Именно поэтому у нас в стране растут зарплаты только военных и милиции.

Показательна и другая реакция. Многие говорят: что вы так с этими выборами носитесь, мол итак все ясно.
Ясно то может и ясно, но когда людей это оставляет равнодушным, это неправильно. Сегодня у нас есть цензура в СМИ, есть цензура на политическом поле (блокирование любых непрокремлевских акций, движений), проводимые властью блокирования информационных ресурсов (пока с помощью DDoS, но недалеко время, когда у нас появится свой Великий Советский Фаервол). Теперь у нас отобрали право на участие в выборах. По сути этого права у нас больше нет вообще. По крайней мере в Дагестане на все 100%. Я не знаю, можно ли себя считать себя гражданином Российской Федерации после воскресных выборов?
Вот казалось бы, что может быть проще - устроить честные выборы. Пускай бы Единая Россия набрала 30-35%, пускай бы в думе сидело 5 человек от Яблока, зато у Путина был бы такой мощный козырь в запасе. Он бы мог сказать, что при мне, Путине, проходят честные выборы, а что будет при других партиях? Но такого просто не будет. И дело даже не в том, что Путин боится оппозиционной думы. Знаем мы, насколько оппозиционны все эти СР, ЛДПР и т.д. Просто Путин заигрался в крутого мужика. Сегодня власть в России себя позиционирует не как демократическая, а как авторитарная. Как же так, даже партии власти не смогли 50% нарисовать! Да пацаны на районе уважать перестанут! А народ Российской Федерации? Да кого он интересует?!

Можно практически сто 100% уверенностью сказать, что причиной оранжевой революции в России (если она когда-нибудь случится) будет именно такая путинская политика.

5. Последний день Кокойты? - historian-rso, Южная Осетия.

6. Взрывы в Кизилюрте - luguev, Дагестан.

Шехали позвонил рано утром. Выдернул меня из самого сладкого сна. Я очень люблю его вопрос, который он задает мне когда бы не набрал
- Спишь что ли?
- Уже нет, салам алейкум
- Короче, там в Кизилюрте двойной взрыв. Есть повод сделать материал.
- Конечно делаем!!- Я уже натягиваю штаны.
Через пятнадцать минут, мы уже на трассе. С нами Тимур Абдуллаев. Очень сильный журналист и просто хороший человек. Подробности узнаю в дороге- взрыв у магазина и последующий подрыв полицейского экипажа направляющегося на место ЧП. Сай, спасибо, что подсказала место. "Двойной теракт". Четверо раненых. Трое полицейских, один гражданский- сторож гастронома.Ему за 70 он в больнице. Стражи порядка контужены. Жизнь спасла броня машины.
Подъезжаем на место первого взрыва. Гастроном находится в добротном здании, в подвале- пластиковый цех, над магазином, еще не отремонтированные помещения. Наверное сдадут в аренду. Если кто нибудь захочет взять, после взрыва. Кругом битое стекло. У входа-воронка. Вышибло рамы. Покорежило конструкции. Сторожа по всей видимости посекло осколками. Следователи и криминалисты уже отработали. Родственники и друзья хозяина, приводят в порядок помещение. Внутри- обычный, просторный гастроном. Первое, что бросается в глаза- полки со спиртным. Водка, коньяк, виски. В холодильнике- пиво. Брат хозяина говорит нам- "Хоть бы требования какие выдвинули. А то просто берут и взрывают." Но лично мне мне кажется, что я знаю почему взорвали. У нас так борются с продаже спиртного.
На улице записываем самого хозяина- "В 12.10 позвонили ребята- сказали что взорван мой гастроном. Я приехал и действительно. Ну вы сами все видите. Не требований, не записок, не флэшек. Третий раз уже взрывают". После интервью просит не говорить в репортаже что это уже третий подрыв. Когда я спросил "Может не хотят чтобы вы продавали спиртное?", мой собеседник пожал плечами "Может".
До места второго взрыва несколько сот метров. То есть "лесные" знали точно, откуда именно будет ехать наряд. Воронка глубиной в метр. Тимур специально, чтоб в репортаже было видно, становится в нее, воронка ему почти по колено.
Летим обратно в Махачкалу. К 11:30 надо успеть скинуть "картинку", к 14:30 успеть сделать репортаж. Рассказать всей стране, о том как у нас борются с продажей спиртного и заодно убивают людей.

7. рекомендации перед Новым политическим годом - Расул Кадиев, Дагестан.

8. Выборы, выборы... и не только кандидаты - Ника Какобян, Ставрополь.

Наконец-то собралась написать пост о том, как была наблюдателем на выборах 4 декабря. Мой участок в Ставрополе – Кооперативный техникум на улице Серова (№36). Шла наблюдателем не как журналист, но от партии «Справедливая Россия», так по разным причинам получилось. День начался сразу с мелкого и очень распространенного нарушения: пускать меня на участок до его открытия не хотели, поэтому пришлось тарабанить. Каждый раз к стеклянной двери подходил кто-то из членов комиссии, спрашивал, что нужно, и говорил «Ждите восьми, раньше вам здесь делать нечего». С попытки, наверное, четвертой нас (к тому времени - меня и наблюдателя от ЛДПР) все-таки пустили.
 
Оказалось, что на участке уже спокойно присутствовали наблюдатель от «Правого дела» и двое от Михаила Кузьмина (независимый кандидат, член «Единой России»). Помимо меня (а я была наблюдателем с правом совещательного голоса) и моего напарника (который устранился с участка еще где-то в обед), в качестве наблюдателей были двое человек от ЛДПР (если бы не они, я бы рехнулась), девушка от «Правого дела», бабушка от КПРФ, двое наблюдателей от Михаила Кузьмина и двое наблюдателей от «Единой России». Собственно, если добавить к этому члена избирательной комиссии с правом решающего голоса от этой же партии, свободно получаем абсолютную передозировку «любимой» партией на квадратный метр помещения...
 
На участок в первой половине дня заходила журналистка, которая дала нам книжечку «Талисман наблюдателя» - памятку "Голоса", которая могла бы оказаться полезной, если бы не глухое верещание, которое каждый раз поднимали председатель вместе с одной из наблюдательниц, когда речь заходила о законе, который мы, по их нескромному мнению, не знали априори. Но об этом - ниже. Начался избирательный день с того, что в 8 утра на участок ввалилось хорошо организованное и координируемое студенчество Коптеха. Подойти к столам членов комиссии из-за этой толпы было катастрофически невозможно. Я несколько раз выходила на улицу за студентами, часть которых из участка двигалась не к выходу за территорию техникума, а в другой его корпус. Поговорила с напарником, он тоже сходил, вернулся, сказал, что ничего страшного там не происходит.
 
С 8 до 10 утра, по данным председателя комиссии, проголосовало 150 человек. Наблюдательница от ЛДПР, опоздавшая на участок, начала вести свой подсчет в 10 утра. Поток студентов к этому времени начал снижаться, и в какой-то момент коллега заметила, что от одного из столов отошел человек с двумя паспортами, и указала на самый дальний от нас стол, к которому, как оказалось, нельзя подобраться даже, когда на участке никого нет. Поскольку я вооружилась в этот день и камерой, и фотоаппаратом, спокойно взяла свой хэндикам в руки и, без демонстративных размахиваний, даже не открывая я, спокойно подошла к столу члену комиссии. Председатель тут же достаточно вежливо попросила меня отойти, потому что рядом с сейфом стоять категорически запрещено. С чем я, собственно, спорить не стала и предположила, что мне можно было бы встать на ступеньках, которые располагались за сейфом, на приемлемом от него расстоянии, зато оттуда у меня был бы достаточно хороший обзор на весь зал. Но в этом мне также было категорически отказано.

В следующий момент от председателя комиссии и наблюдателей от «ЕР» (включая наблюдателей от Михаила Кузьмина), заметивших камеру в моих руках, раздался залп из аргументов, направленных против возможности съемки на избирательном участке. Среди них: «Я не давала согласия на то, чтобы меня снимали!», «Вы с ума сошли, снимать нельзя, надо читать закон!», «Вы не уважаете нас, потому что людям нужно доверять!» и, наконец, еще хоть как-то приемлемый «У «Справедливой России» нет специального документа на съемку, какой есть у ЛДПР». Повторяю: камера не была открыта, съемка не производилась. На вопрос, что это за документ, которым необходимо дополнять федеральный закон, раздался следующих залп о том, что «снимать по закону нельзя – у нас инструкции». Но документ, тем не менее, нам продемонстрировали, такой действительно есть - разрешающий. О том, что снимать можно, говорили только наблюдатели от ЛДПР, остальные либо хранили молчание, либо укоризненно поглядывали в нашу сторону, либо вопили о грубом нарушении их прав. Поскольку мой напарник, вернувшись с надомного голосования, тут же уехал голосовать на свой участок (и больше не вернулся), нас фактически осталось трое – как-то вот сразу и против всех.
 
При этом мы все отдавали себе отчет уже тогда, что любое наше действие может привести к выдворению с участка. И дальнейшие события вполне можно было бы посчитать направленными именно на то, чтобы такую ситуацию спровоцировать. После этого первого конфликта, когда поток студентов заметно снизился, появилась возможность приблизиться к столам избирательной комиссии. Замечу, что после того, как камера была убрана, все снова расслабились, заулыбались и продолжили предлагать чаи с булочками. Я встала рядом с другим столом и аккуратно поглядывала в книгу и на паспорта подходящих студентов. За время, пока я недолго стояла возле одного из столов, двоих из пяти студентов не оказалось в списках. Коллега от ЛДПР считала проголосовавших с 10 до 12 часов, расхождение с данными председателя комиссии разошлись почти в 80 человек. По данным комиссии, за время с 8 до 10 и с 10 до 12 прошло почти одинаковое количество людей (во второй период всего на 9 человек меньше), что просто исключено, потому что толпа утром никаким образом не могла бы сравниться с жидким потоком людей в следующие два часа.
 
Через какое-то время после утреннего конфликта, которые по сравнению с последующими событиями и конфликтом-то назвать еще было нельзя, на столе члена комиссии, который вызвала ранее подозрение в том, что отпустил человека с двумя паспортами, чудным образом выстроились в ряд три именные рамки размером где-то 25x30 сантиметров. Если посмотреть на фото ниже (столы комиссии - слева), которое было сделано еще до открытия участка (фотографировала с места наблюдателя столб, который загораживал обозрение), на столе стоят две таблички, на других столах также они стояли, но по одной на каждую парту. Если на фото видно, что стоят они на приличном расстоянии друг от друга, впоследствии к ним добавилась еще одна, и встали они, с того края стола, к которому еще как-то можно было подойти, не приближаясь к сейфу. В какой именно момент это произошло, сказать не могу.

Подошла к своей коллеге от ЛДПР и выяснила, что она тоже давно по этому поводу беспокоится, потому что загороженный член комиссии постоянно что-то пишет на протяжении последнего часа. Наблюдатель (без права совещательного голоса) от ЛДПР подошел к одному из членов комиссии (представитель «ЕР») и попросил раздвинуть таблички. Конечно же, нас послушали моментально: между табличками появился зазор в 1 (!) сантиметр шириной, что просто убило. Посовещавшись с коллегой от ЛДПР, мы решили, что раз уж у «Справедливой России» нет соответствующего документа на съемку, а не федеральный закон всем класть, снимать должна наблюдатель от ЛДПР. И что вы думаете? Стоило только приблизиться к столу наблюдателей и сказать, что мы не будем снимать лиц, но эту картину снять обязаны, от председателя и одной наблюдательницы от Михаила Кузьмина бурным потоком посыпались все те же знакомые аргументы. С одной поправкой: разрешающий съемку документ – «вообще не то!».
 
То есть если в первый раз нам, нарушив закон, запретили снимать, ссылаясь на отсутствие специального документа, второй раз запретили это делать, несмотря на его наличие. Коллега проконсультировалась со штабом, ей сказали, писать жалобу. Мне посоветовали не провоцировать. Жалобу коллеги, как свидетель, подписала я и другой наблюдатель от ЛДПР, при попытке ее вручения у председателя случилась вторая истерика: тетки взбесновались и возопили, что это МЫ нарушаем закон, что МЫ провоцирует срыв выборов, что МЫ отрабатываем деньги партий, что МЫ… а угадайте теперь, чем это закончилось? Конечно же, члену комиссии, которая ВООБЩЕ не принимала участия в ругани, стало плохо. В результате – примчавшаяся машина скорой помощи и многократные обвинения в духе «Зачем?! Зачем вам это было надо?!..»
 
Сразу скажу, что мы держались, как могли, чтобы не отвечать на крики, что было нереально трудно, и спорила я (не теряла надежду на то, что меня услышат) ровно до тех пор, пока не поняла, что это бесполезно. И повторяю: нас в любой момент могли бы вышвырнуть оттуда, и снимать напролом имело бы смысл только в том случае, если бы потеря одного человека ничего бы существенно не поменяла. Но нас было трое. Да, не уточнила, что членом комиссии, который молчал, к которому никто не обращался, но у которого поднялось давление на фоне конфликта была та самая женщина (безусловно, несчастная, потому что давление - не шутки), которая сидела у сейфа, огородившись тремя табличками, и что-то непрестанно записывала. Нет, я ни в коем случае не считаю, что есть ситуация, которой она могла бы заслужить проблемы со здоровьем, я ни в коем случае не злорадствую, но… и чувства вины за произошедшее не испытываю ни-ка-ко-го. Более того, я имею наглость утверждать, что члены комиссии не имеют права таким образом реагировать на жалобы. Во-вторых, кричали и бросали свои места, чтобы с нами разбираться, председатель и ей сочувствующие – но никак не мы.
 
Надо сказать, что появление скорой помощи предопределило дальнейшее развитие событий. На мою коллегу написали жалобу, которую подписали все члены комиссии, но коллегу с ней так и не ознакомили. Жалоба, как оказалось, заключалась в том, что наблюдатель стояла возле сейфа (хотя стояла возле него я, и отошла после первого же спокойного замечания). Второе обвинение – в том, что наблюдатель проводил фото- и видеосъемку (не было сделало ни одной видеозаписи или фотографии). Третье – она специально довела члена избирательной комиссии, за что должна понести наказание (ни одного слова доведенному члену комиссии ни ей, ни мной сказано не было). В довесок к этому на участок примчался сын «пострадавшей», который подошел к моей коллеге и попросил ее паспорт, затем просто увел с собой (сына вроде бы и понимаю, но что-то мешает признать, что он имел право, не зная ситуации, угрожать дальнейшим разбирательством).
 
Дежурившие полицейский сказали, что они могут просто выдворить сына, и никаких документов предъявлять ему просто не следовало. Сын пообещал коллеге, что поедет с кем-то консультироваться и будет подавать жалобу в вышестоящие инстанции. В этот момент уже началось нечто феерическое. Периодически кто-то пробегал по участку и кричал: «Воды, срочно горячей воды». К счастью или нет, но избирателей в этом время не было. С урны глаз мы старались не спускать даже во время этой наигранной суеты. Молодая девушка Альбина из комиссии, взывая к моей совести, спросила, не хочу ли я сфотографировать ЭТО, мол, как плохо из-за нас хорошему человеку. Другая девушка, представляющая в комиссии «Патриотов России», кстати, еще после первого конфликта загадочно на меня посмотрела и сказала «… (чье-то имя). 50 тысяч?». Я спросила потом у коллеги из ЛДПР, что бы это могло значить, оказывается, что был слух, будто кто-то в городе платит наблюдателям по 50 тысяч рублей. Я оскорбилась, понервничала. А потом забила. И кое-как в итоге все улеглось.
 
Председатель комиссии, которой тоже стало дурно, то ли заодно, то ли просто на всякий случай, вернулась на место. Через какое-то время уже после отъезда скорой и сына, на мой вопрос о промежуточном количестве проголосовавших (а надо понимать, что в дальнейшем каждое наше «неловкое» движение приводило к обвинениям в «девочки, чего вы еще от нас хотите?») получила ответ голосом человека, находящегося категорически при смерти: «Я не могу. Мне тоже плохо. Мне тоже сделали укол. Я не могу считать. Вы видите, в каком я состоянии? Я не могу ничего посчитать». Кстати, после этой ситуации таблички легли плашмя - на всех столах. Потому что совершенно не важно, что именно нас смущало и о чем мы просили – нам показали, что наши претензии абсурдны, но эти честные люди готовы пойти на встречу. Член комиссии с повысившемся давлением слегла, конечно, на несколько часов. Говорят, проблемы со здоровьем у нее были и до начала выборов, мы вот довели до криза.
 
Во время этого феерического скандала, упрекнув нас в полном незнании законов, наблюдатель от Михаила Кузьмина сначала рассказала, что она проходила инструктаж, что она знает об этой процедуре все, а вот кто инструктировал нас и инструктировал ли вообще – непонятно, поэтому разрешенная съемка – вымышленный нашим больным воображением закон. Позже председатель продекламировала один из пунктов инструкции, в котором черным по белому было написано, что фото- и видеосъемка может производиться, но только в том случае, что она не мешает работе комиссии. По мнению председателя, это было ее победой. Пересказывать абсурдность ситуации – занятие не стоящее, там просто нужно было быть: все члены комиссии повскакивали со своих мест, в это время мы, одни глазом поглядывая за урнами, другим – на обезумевших теток, тупо не могли вставить ни слова. Вы просто представьте: вся комиссия побросала свои места, встала полукругом вокруг нас возле столба, который видно на единственном оставшемся от этого «чудесного» дня фото, чтобы рассказать нам, что мы своим поведением мешаем комиссии работать! «Посмотрите», - вторили тетки друг другу, - «Из-за вас же никто не работает!».
 
Следующее нарушение произошло перед вторым выездом для вечернего надомного голосования: представителям партий ЛДПР и «Справедливая Россия» (то есть нам) просто отказали в возможности поехать, мотивируя тем, что по закону, если наблюдатель от партии выезжал утром, вечером, то есть второй раз, делать этого он не имеют права. Более того, не предупредив, как это положено, за полчаса до отъезда, нас просто поставили перед фактом: вы не едите, потому что ваши представители уже ездили, теперь едут «Правое дело» и наблюдатель от Михаила Кузьмина. Вызвать машину для того, чтобы поехать за ними (а если вдруг за урной хотят ехать представители всех партий, но машины для этого нет, мы имели права вызвать свою машину, и ехать за ними следом) мы, конечно, не успели. Ну, и член комиссии от «Единой России» также поехал вечером, хотя утром «ЕдРо» ездило вместе с «СР» и ЛДПР, которым второй раз ехать запретили. Да, при попытке объяснить, что мы имеем право ездить столько, сколько хотим, снова началось массовое причитание по поводу незнания закона.
 
Но, к сожалению, полученные членами комиссии «инструкции», к которым постоянно апеллировала ее председатель, на этом участке оказались единственным законом, который хоть и противоречил закону федеральному, но соответствовал поставленным перед безропотными «советскими» людьми (так сама окрестила всех присутствующих председатель: «Все мы советские люди, должны верить друг другу!»). Сегодня я безраздельно чувствую вину за то, что не была жестче, за то, что все-таки не достала камеру, потому что уже в тот момент было совершенно ясно, что делать на этом участке просто нечего, и единственное правильное поведение, раз уж ничего доказать мы не можем – фотографировать, снимать и тиражировать. И тут я скажу, что никогда у меня не будет жалости к тем, кто вот так нагло и однозначно нарушает закон. Плохо им, хорошо им – есть закон, на котором они потоптались. Какая может быть жалость?
 
При этом хочу заметить, что я ни в коем случае не утверждаю, что все эти ситуации обязательно были обусловлены какими-то вариантами фальсификаций. Но именно так и ставят себе капканы сами члены комиссий, которые, возможно, руководствуются не необходимость нарушить, а элементарной глупостью, неумением принимать правильные решения. И, безусловно, мы тоже могли бы быть хитрее, мы могли бы сделать больше, мы должны были быть более опытными и подготовленными, мы должны были настаивать… Но, с другой стороны, как это могло бы исправить ситуацию, в которой "советские" тетки вопят при каждом случае о том, что ты мало жил, мало видел и ничего в жизни не понимаешь. Убедить этих людей в том, что они – мумии, у которых в голове не укладывается, как можно сказать «нет» входящим в разрез с общепринятым законом инструкциям и действовать так, как считаешь нужным ты сам, уже невозможно.
 
Пока ящик для надомки уехал без нас, я отправилась проголосовать на свой участок по месту жительства, располагался он в Первой школе. Честно вам скажу: я приехала туда и чуть не прослезилась. Член комиссии, которая меня регистрировала, повернула ко мне книгу со списком избирателей и, протянув ручку, сказала: «Согласно новому законодательству, вы можете сами вписать данные своего паспорта. Подумайте хорошо – это ваш выбор» - я просто не поверила своим ушам. Во-первых, это не была «советская» тетка с «инструкциями». Это была стильно одетая женщина, с хорошим маникюром, которая наверняка тоже получила эти инструкции. Но у нее почему-то хватило сил делать так, как говорит закон, а не чьи-то преступные заветы. Кстати, на моем участке, согласно все тем же «инструкциям», все избиратели расписывались в книге за бюллетени вверх ногами – книга должна была лежать неподвижно. Из Первой школы, где стояли электронные урны, а наблюдатели сидели за столами прямо напротив комиссии, на свой участок я возвращалась, мягко говоря, с тоской. Более точно – как на войну.
 
Дальше целый кусок не хочу описывать, потому что делать или говорить больше не было ни смысла, ни сил. После закрытия участка начались подсчеты, которые длились очень долго. Часть комиссии хваталась за голову, бледнела, краснела, но считала. Было забавно наблюдать, как на этапе вскрытия урн и выездных ящиков последовательность процедуры работы с ними председателю объяснялась хором. Был и такой момент: председатель взяла испорченные бюллетени и ответственно заявила: «Ну, эти я могу положить в любую стопку». Все члены комиссии отреагировали одинаковым «Нет, Валентина Михайловна, конечно, не можете». На словах: «Я – председатель, проходила инструктаж, мне виднее» испорченные бумаги у нее буквально были вырваны из рук. Конечно, это не попытка фальсифицировать, а просто элементарное и стыдное для председателя незнание.
 
Далее, после опустошения стационарной урны она попросила всех сделать три шага назад от столов, а с того краю, где мы стояли с коллегой из ЛДПР… приставила двух полицейских. Просто представьте себе: четыре составленные вместе прямоугольные парты, и со стороны их более узкой части стоим мы, еще один наблюдатель сидит за нами, а по краям этой узкой части стоят двое полицейских. Парни постояли минуты две и с неловкостью отошли в сторону, сказав потом, что о таком их не просили ни на одних выборах. Потом два раза лично я делала замечание председателю, которая случайно или специально сперва положила пустой бюллетень в стопку «ЕР», а потом испорченный сверху на стопку «Справедливой». Потом, к счастью, эту стопку у нее тоже из рук забрали, перемещали и перебрали снова. Кстати, на протяжении всего дня отношение председателя к нам металось от очень вежливого до глубоко обвиняющего. То есть даже в моменты сортировки бюллетеней, после всего сказанного и рассказанного, она подходила к нам и говорила: «А у нас вообще ЛДПР любят, да», «Ой, ну, как же они могут портить бюллетени, ай-ай». При этом она превращалась в совершенно иного человека, когда речь заходила о чем-то ей неприятном.
 
И, знаете, кто-то, может уже догадался, чем закончился этот день, но я все-таки напишу, что после всех долгих подсчетов, пересчетов и заполнения увеличенных копий протоколов (которые, слава богу, были вывешены на стену), в четыре часа утра нам было объявлено следующее: через два-три часа вы сможете получить протоколы, уже заверенные. На просьбу представить их копии перед заверением председатель ответила: «Никаких копий я вам не дам». Почему? «У меня... [угадайте что?] ...инструкции!». Руками в этом случае развели даже члены комиссии, даже представители «ЕдРа» - все предпочли отказаться от споров с председателем, которого начинала бить истерика от указаний на то, что ее инструкции расходятся с законом. Собственно, на просьбу рассмотреть мою жалобу по поводу того, что нас не пустили с урной во время второго выездного голосования, мне было сказано (ну, как «сказано» - раздался вопль), что никакие жалобы рассматриваться не будут, потому что «Все это не жалобы, а подлые кляузы!». То есть председатель не просто отказалась их подписывать, она оказалась принимать факт их физического существования.
 
А, судя по всему, под конец дня в голове этой бедной женщины ("бедной женщины" - я действительно так считаю и буду настаивать на том, что таких людей к процессу выборов допускать просто нельзя) все перепуталось вконец. В частности, она заявила, что не хочет ничего слушать ни про какие жалобы, пока я не подпишу «ответную», которая, по словам председателя, составлена на меня. Когда девушка из комиссии тактично напомнила, что жалоба составлена не на меня, а на мою коллегу от ЛДПР, председатель разразилась очередной тирадой про то, что доведет это дело до конца, что вина за испорченной здоровье лежит всецело на наблюдателях, что все наши действия – провокация, что для нас нет ничего святого, что они – люди пожилые, а нам-то с этим еще жить и жить… На заднем фоне забасил на эту же тему водитель, на ступеньках появилась женщина в домашних тапочках (я предположила, что техничка), которая засверлила в меня пронзительным, укоряющим взглядом. К счастью, на тот момент мне было уже категорически пофиг.
 
Тетки-наблюдательницы, узнав, что протоколы составят и заверят без них, спокойно стали растекаться по такси и разъезжаться. Мы же с ЛДПРовцами, которым, безусловно, нереальные респект и уважуха, помчались в штаб ЛДПР.У меня к этому моменту сел телефон, позвонить я никому не могла, а у ЛДПР стояла машина прямо у участка. Да, ЛДПРовцы - наблюдатель с правом совещательного голоса Катя, с которой мы все это прошли вместе, были друг другу свидетелями и пр., просто наблюдатель, который активного участия в наших баталиях не принимал, но во всем поддерживал, и присоединившаяся ближе к концу наблюдатель с правом решающего голоса Евгения. Респект еще дежурившим на участке полицейским, которые тоже очень помогали не раскиснуть. К сожалению, с участка мы ломанулись так быстро, что даже с ребятами не попрощались.
 
Далее в штабе мы расстались с Катей, которая подписала жалобу по поводу невыдачи протокола. Меня подбросили до штаба «Справедливой», где я что-то устало начала рассказывать, а мне в ответ: «Просто забудь это как страшный сон». Я развернулась и поковыляла домой. От положенной 1000 рублей отказалась, просто не смогла ее взять. Когда пришла, поняла, что хочу только одного – физически отмыться. В предыдущем эмоциональном посте «Силы и места для шага вперед» можно почитать, буду ли я наблюдателем на следующих выборах. Сегодня понимаю, что с каждым часом, который отдаляет меня от Дня выборов, я все больше понимаю, что должна быть вообще-то благодарна судьбе, что побывала именно на таком, забытом богом участке, именно с таким неопытным, но очень в себе уверенным «советским» председателем. После этого мне не страшно уже ничего.
 
Да, друзья, в избирательной комиссии были хорошие, достойные люди. Но не один из них не нашел в себе смелости, силы или потребности признать, что их коллеги нарушают закон. Не могу винить их ни в подделке результатов, ни в пособничестве партии фальсификаторов, ни в том, что они как-то неправильно живут – просто не могу. Но я никогда в жизни не позволю себе прислушаться к морали их уст тех, кто сам аморален, а именно таким в моем понимании является человек, нарушающий или допускающий нарушения. Безусловно, это не все, что я могу по этому поводу сказать, но этот пост и так вышел неприлично длинным. Безусловно, были на этих выборах в России гораздо более серьезные пресеченные и раскрытые фальсификации. А это… ну, кому-то может показаться, что просто – в рамках помахать кулаками после драки. Только я глубоко убеждена, что никакое это не «после», а самое настоящее «перед». И воспринимать то, что происходит сейчас как нечто исключительно «после» - значит оставаться покорным и признающим, что ненормальное и отвратительное есть приемлемая норма.
 
Да, кому интересно, лично я на региональном уровне голосовала за «СР» («Яблоко» у нас не прошло), на федеральном – за «Яблоко». В одном из следующих постов расскажу, как изменилось мое отношение к другим партиям (кроме одной, с которой полная стабильность), и почему до выборов голосовать за коммунистов у меня рука не поднималась, а теперь – не исключено.
 
И прошу прощения, что это пост вышел настолько длинным, что я даже не хочу его перечитывать. И еще я могла где-то случайно поменять местами наблюдателей от «Единой России» и от Михаила Кузьмина. Потому что при всем моем уважении к этому человеку, наблюдатели от него, члена «Единой России», для меня, по сути, никак не отличаются от наблюдателей непосредственно от «ЕР». Точно так же, как любой наблюдатель от депутата КПРФ, например, воспринимался бы мной как наблюдатель от этой партии.

P.S.: Кстати, вот здесь есть сильно укороченная версия моего Дня выборов, написанная в 5 утра 5 декабря, то есть сразу по возвращению с участка. Предупреждаю, что запись передозирована матом, но прошу меня правильно понять: после 22 часов, проведенных в не самых приятных условиях, фильтровать было сложно.

9. Чего они хотят? - Магомед Курбанов, Дагестан.

Следил с вечера за видеотрансляцией митинга на Триумфальной площади, листал ленты новостей, читал, кого там задержали, кого прижали, кого избили…
Не, я все понимаю – никаких иллюзий насчет результатов выборов у меня нет (да и не ходил я на них уже сто лет), особой симпатией к двум головам нашего орла я тоже не отличаюсь, но вот у меня такой вопрос: чего эта разношерстая толпа на улицах и сетевых бунтарей в Интернете хочет-то?
Признания чего? С выборами более-менее понятно, хотя тут тоже возникают такие немного странные (хотя и не самое удачное определение) моменты.
Если исходить из «сводок с фронта», то на выборы мало кто ходил, и меньше всего пошли те, кто против «Единой России». Тут логичнее просить не пересмотра результатов голосования, а или 1) отмены их из-за неявки необходимого количества избирателей, хотя такого пункта уже нет, кажется, в законодательстве (поправьте, если что – рыться самом лень) 2) пересмотра результатов голосования за ЕР.
Если второе – ну, не будет за ЕР 4567 человек, по условному Ленинскому району города Первомайск, а будет 765, будет за КПРФ не 321, а 654. И что? Будет у нас в ГД ЕР и КПРФ – не суть важно даже, у кого будет «блокирующий пакет», ведь когда-то у нас уже была «красная» (или «левая») дума.
Я понимаю, что кому-то просто невыгодно сейчас вспоминать про то время, а кто-то ещё в детсадик ходил тогда и уверен ныне, что ЕдРо существует со дня создания мира или что Путин уже тогда рулил всем, но я отлично помню выборы 1995-го и ту Госдуму. И чего она тогда добилась? При «демократичном» Ельцине-то и «свободе слова»? Знаете чего? Я вам напомню. Именно та самая Госдума утвердила ненавистного ими всеми ныне Владимира Путина премьер-министром. Вот главное, что та дума сделала, хотя событий за те 4 года и так хватило.
+ думаю, большинство тех, кто вышел на площадь и улицы сегодня не меньше, чем единороссов ненавидит коммунистов.
Проблема взаимоотношений власть-народ сейчас в России не столько в том, что происходят фальсификации, запрещаются митинги и т.д., а в том, что мы не ходим на выборы, что мы трындим часам по клавиатурам, прикинувшись политэкспертами и аналитегами, возмущаемся и плюемся в экраны при виде итогов выборов, но сами уже давно забили на эти самые выборы и выборный процесс.
Вот мне интересно, у кого из френдленты есть партбилет любой партии, которая противостояла на выборах в ГД? Кто стабильно отчисляет взносы в кассы этих партий? Кто ходил на праймеризы этих партий? Кто как волонтер помогал (расклеивал плакаты, был наблюдателем, раздавал флаеры, агитировал в сети и т.д.) какой-то из этих других партий в период выборов? Кто вообще ходил на эти выборы и голосовал за какую-то другую, нежели ЕР партию? Ведь в списке, кроме «Единой России» есть и альтернативные варианты – те же коммунисты или «яблочники», для экстремалов ещё ЛДПР. А ведь это и есть выборный процесс.
Выборы это не только жужжать в сети и даже не вспоминать о них в день голосовании и пойти на участок, а участие во всем цикле. Если таких людей – реально участвующих во всем цикле выборного процесса – большая масса в стране, то никакие фальсификации не прошли бы, их бы просто не рискнули бы провести, их просто некому было бы в таких количествах совершить.
Парадокс – наша страна, наверное, одна из самых политизированных, но в тоже время в одном из важных составляющих этой политики – выборном процессе у нас участвует небольшая кучка людей – остальные в статусе простых зевак, что собираются на любой шум. Вот поэтому я и написал выше, что при пересмотре результатов выборов хоть и с меньшим количеством голосовавших, но у нас в Госдуме будет ЕР и КПРФ, потому что только у этих двух партий, правда, по разным причинам, самые дисциплинированные и преданные сторонники.
Ну, Бог с ним, с выборами. Тут ведь есть и другая проблема, которая ещё карикатурнее, чем даже сами наши выборы. У нашей так называемой оппозиции нет лица, даже во множественном числе. Как бы я лично не относился к Михаилу Саакашвили, но для грузинской «революции роз» он был реальным и ярковыраженным лидером, у оранжевой на Украине был Виктор Ющенко, у киргизских сначала был Бакиев, а потом Отунбаева. Я не хочу тут говорить и рассуждать о том, как они были сделаны лидерами, за счет кого и чего – тут речь не об этом.
А кто у нас? С ЕР все понятно. ВВП – реальный лидер не только партии, но и для большинства простого, далекого от всяких интернетов народа (не верите – поезжайте в любой сельский район РД и спросите у простых людей, кого они хотели бы видеть президентом). С «кабинетными» оппозиционерами тоже ясно – Зюганов, Жириновский, Явлинский...
Но кто у нашей так называемой оппозиции-то лидер, лицо для плаката?
Бывший глава нижегородской области и любимчик Бориса Ельцина Немцов? Бывший юкосовец и участник ФЦП «Электронная Россия», а ныне справорос Илья Пономарёв? Бывший руководитель СФ и преданный путинец Сергей Миронов? Бывший «яблочник», а ныне националист Алексей Навальный? Запутавшийся во всем Эдуард Лимонов, у которого демократия - впереди, социализм на втором плане и национализм – на третьем (и все это в зависимости от конъюнктуры может в любой момент поменяться местами)? Прости Господи, Божена Рынска? И далее по списку, по нисходящей.
Это ж благодаря чему должна эта пестрая толпа объединиться, на каком таком фундаменте и кого из себя любимых выдвинуть одного? И главное, что за курс будет у страны, если даже половина этой кучки, придет вместе завтра к власти? Вопросы без ответов.
Мне, динозавру-поклоннику былого «Яблоко», да и ныне иногда заходящему (больше даже по-привычке) на yavlinsky.ru, пришедшему некогда к тому, что нашему народу просто неинтересно, да и местами просто сложно понять то, что предлагал Григорий Алексеевич, мне, бывшему в зрелом возрасте свидетелем «разворота» нашего народа за две недели в 1996-ом, когда у всей страны цинично отняли уже сделанный выбор, нынешние брожения неинтересны и даже скучны в первую очередь из-за бардака с этими двумя, вышеназванными моментами в нашем политикобизнесгрупп хозяйстве. 
У нашей т.н. оппозиции нет ни адекватной и преданной массы, ни хоть более-менее общего и с более-менее чистеньким прошлым лидера. У нас есть масса 16-23-летних зевак, которым лишь бы пошуметь и потусоваться под эпатажные лозунги и речи псевдоспасителей нации и «интеренет-оппозиционеры» постарше, которым лень даже лишний раз выйти на улицу без крайней необходимости. Больше ничего.
ps
Извиняйте за многословность и некоторую сумбурность – давно на письме не упражнялся на такие темы, да и вряд ли буду в ближайшее время :)

10. Поствыборное - zulikhan, Дагестан.

Несколько мыслей - короткой строкой, чтоб не забыть.

1. Стыдная цифра 99,5% - лучшее, чем заявления любых международных наблюдателей, доказательство тотальной фальсификации. При свободном голосовании и честном подсчете таких результатов не бывает, ни по одному вопросу.

2. Результат 90-99% - лучшее свидетельство того, что на Кавказе на самом деле вообще не поддерживают ПЖиВ. Если бы кавказцы по-честному давали за "Единую Россию" больше 50% - не было бы надобности в фальсификациях.

3. К памятнику Кадырову в Южном Бутово подбросили свиные головы. С одной стороны, осквернили не мечеть, не дом и не могилу хорошего человека, а памятник коллаборационисту. Но есть одно но: Кадырову "отомстили" не за то, что его сын сфальсифицировал выборы, а за то, что он чеченец и мусульманин. Ведь если бы там был памятник не Кадырову, а любому другому чеченцу и мусульманину - несомненно, осквернили бы его. Поэтому я желаю, чтобы уродов наказали. Агитировать за разделение надо, но культурно и без оскорблений.

4. Постоянные проблемы с работой livejournal - показатель уровня страха кремлевских малышей. Чем больше они боятся своего народа - тем хуже работает ЖЖ.

5. Митинги, задержания, Навальный получил 15 суток ареста. Размышляем над тем, не поддержать ли его. Он не говорит прямо об отделении Кавказа, только о прекращении "кормления", но он не анонимный блоггер, а политик с именем и фамилией и, видимо, не все может себе позволить.
Риторика Навального на тему Кавказа, конечно, премерзкая. Но россияне все равно никогда не будут выступать за наш суверенитет, аргументируя это тем, что мы своей героической борьбой заслужили право на свободу. Они будут говорить: кавказцы такие-сякие, танцуют лезгинку, давайте их выгоним ( Что ж, главное результат.

---

---