Чему и как учили аталыки?

Родители иногда до рождения ребенка договаривались с кем-то, чтобы этот человек стал аталыком их наследника и сообщали ему приблизительное время, когда он может взять ребенка в свою семью. Претендентов на роль аталыка могло быть несколько, они сами торопились предложить свои услуги, соперничали между собой,  источники пишут даже о случаях кражи ребенка аталыками.

Желание стать аталыком  не в последнюю очередь было связано с возможностями установления социальных связей с элитами. А также с материальными привилегиями. Так, у балкарцев молодой князь наделял семью своего аталыка землей в пожизненное владение, а та обязывалась вносить ему ежегодные платежи.  

Нередко (особенно в княжеском сословии) ребенка передавали на воспитание представителю соседнего народа, например, крымские ханы отдавали своих детей на воспитание черкесам, а ингуши и осетины,  как написал мне в предыдущем посте в комментариях Абдуррахман, к кабардинцам. Отдавая своего ребенка аталыку, отец устраивал пир, на который приглашались многочисленные родственники. 

Аталык настолько привязывался к своему воспитаннику, что в случае его смерти, как писал адыгский историк Хан-Гирей, в течение года соблюдал траур. Если воспитанника постигала беда, его обижали или убивали враги, то за кровь убитого одинаково мстили и родной отец, и аталык. Это была их священная обязанность. Точно такую же обязанность принимал и воспитанник по отношению к аталыку. Он мстил за его кровь, как за кровь родного отца под влиянием тех прочных отношений, которые аталыки формировали в сознании и поведении своих питомцев.

Аталык воспринимался семьей своего воспитанника как родственник и  близость к княжеской семье распространялась не только лично на аталыка, но и на его семью, на аул или род, к которому она принадлежала.

Сыновья аталыка, вскормленные одною грудью с княжеским сыном, становились фактически  братьями последнего и, поэтому, находились на особом положении не только в семье князя, но и среди остальных членов общины  вообще. Они словно приобщались ко всей той престижной мифологии и героической истории, которая была присуща лучшим кавказским княжеским фамилиям. Впоследствии, когда княжеский сын взрослел и становился наездником, молочные братья всюду сопровождали его как дружинники,оруженосцы или подручные.

Получив на воспитание еще грудного ребенка, аталык, фактически, становился вторым его отцом и широко пользовался своими отцовскими правами и властью. Лишь только ребенок становился на ноги, аталык старался воспитать его физически развитым и активным. Аталык обязан был учить своего воспитанника искусству красноречия и рассуждения на собраниях.  Мальчика учили ездить верхом, джигитовать, владеть кинжалом, пистолетом, ружьём, охотиться.

Если аталык отправлялся  в военный поход, то  брал подростка с собой и защищал его собственным телом.

Функции воспитателей княжеских дочерей брали на себя жены аталыков. Воспитательница должна была учить юную княжну нормам поведения и послушанию в семье. Девочек учили рукоделию, тонкостям этикета, различным женским навыкам, умению быстро готовить вкусную пищу, хорошему знанию генеалогии  своей и своего воспитателя, приобщали к песенной культуре. В девушке культивировались такие качества, как остроумие, трудолюбие, аккуратность.У черкесов девушка обязательно должна была уметь шить золотом и серебром.  

   Родители ребенка видели его не больше 1-2 раза в течение его пребывания в семье  аталыка. При этом родители, следуя обычаям избегания, при встрече никак не проявляли своих чувств и даже делали вид, будто не узнают сына. Тот, со своей стороны, зачастую даже не знал, кому его привезли показывать.

Мальчик находился у аталыка до совершеннолетия, девочка  - до выхода замуж.  В случае замужества воспитанницы, ее супруг делал аталыку большой подарок. Неслучайно адыгский историк Шора  Ногмов вспоминал, что «калым оставался аталыкам».

Закончив воспитание молодого князя, аталык должен был его вооружить его, хорошо одеть, подарить лучшего скакуна и привести его домой в сопровождении членов семьи, большой свиты из родственников и близких воспитателя и новых знакомых. Это был торжественный и психологически сложный момент для всех – и для князя, и для аталыка, и для его воспитанника, возвращавшегося в родную семью, и для всех его родственников – кровных и некровных. В родной дом юноша возвращался, словно в чужую семью. Проходили годы, прежде чем он привыкал к отцу и матери, братьям и сестрам. Часто братья в одной семье воспитывались у разных аталыков и, возможно, между ними  возникала отчужденность. Напротив, с семьей аталыка у воспитанников устанавливалась близость, приравнивавшаяся адатами к кровной и  даже больше.

В 1822 году Ермолов, стремясь разрушить традиционную сословную систему и сиcтему внутрикавказских взаимоотношений, издал свою известную прокламацию, касавшуюся адыгов, которая гласила: «Отныне впредь запрещается всем адыгским владельцам и узденям отдавать детей своих на воспитание к чужим народам».

К середине XIX в. и особенно к началу ХХ  века значительно деформируется социальное предназначение аталычества. Из большого числа функциональных обязанностей аталыка сохраняется только кормление ребенка женой аталыка. В таком усеченном виде аталычество продолжало, например, существовать в Дагестане еще некоторое время и даже после октябрьских событий 1917 года.