"Радуйся, кто помогает вдове".. В Ингушетии создается Женсовет с участием вдов боевиков.
Глава Ингушетии Юнус-Бек Евкуров объявил о создании Общественного Совета, куда войдут вдовы боевиков. Женсовет призван адаптировать этих женщин и учесть их личные истории для работы с молодыми людьми, чтобы не допустить их возможной радикализации и ухода в экстремистское подполье.
http://www.kavkaz-uzel.eu/articles/297883/
В этом посте – о статусе вдовы в традиционном кавказском обществе. Что менялось в жизни женщины после смерти ее мужа в правовом, экономическом, социальном, ритуальном аспектах?
В традиционном обществе тема «пары» была составляющей представления о гармонии. Отсутствие пары нарушало принятый и устойчивый миропорядок, поэтому статус вдовы был особым. У ингушей, например, это состояние отразилось в названии вдовы «ишйла жеро» — несчастная (буквально — холодная) вдова.
В больших кавказских семьях всегда было место и женам умерших (или убитых) братьев (сыновей). В посемейных списках населенных пунктов различных областей Кавказа видно, что глава большой семьи отвечает и за семьи вдовых снох (иногда семья вдовы насчитывала до 7 человек).
Вдова могла в дальнейшем устроить свою жизнь, общество давало ей такие возможности, правда, коридор был узким, и возможности определялись тем, есть ли у нее дети, какого они возраста, обладает ли вдова имуществом и др.
Статус пожилой убеленной сединами вдовы главы большой семьи, конечно же, отличался от статуса молодой (часто и почти юной) женщины, потерявшей мужа.
У осетин, когда умирал глава семьи, его супруга-ӕфсин (старшая женщина) становилась едва ли не главным советчиком в хозяйственных и общественных делах семьи. Даже совершеннолетние или взрослые сыновья «сверяли часы» со своей матерью. После смерти главы семьи его вдова могла выбрать, у кого из сыновей она будет жить, но обычно женщина с дочерьми оставалась у младшего сына, который должен был их обеспечивать. Остальные братья также участвовали в судьбе матери и сестер, выдавая из своего имущества скот и деньги.
В известном сборнике «Адаты кавказских горцев» Леонтовича говорится: «Если же вдова была бездетной или имела только дочерей, родственники мужа оставляли ей имение на год для проведения поминок покойного. Затем оно отдавалось родственникам, у которых она могла жить. Если же вдова этого не желала, то родственники эти брали ее незамужних дочерей к себе жить, а ей выделяли какую-нибудь «неважную» часть имения. Если вдова покойного уходила к родным и не была в состоянии выйти замуж по старости лет, то она получала из имущества все необходимое для поминок и похорон, «смотря по состоянию».
У народов Северного Кавказа, в культуре которых преобладал шариат, имущество после смерти мужчины делилось по шариату: бездетная вдова получала одну четвертую часть имущества, и одну восьмую, если у нее были дети.
Осетинские вдовы имели право на 1/3 часть калыма при разводе или вдовстве. Адыгская вдова, так же как и осетинская, не принимала участия в дележе имущества. Однако при вступлении в брак адыгской девушки калым включал в себя «часть цены», которая оставалась в семье мужа. Эта часть не включалась в опись имущества при его разделе как принадлежащая вдове.
Если у умершего оставалась беременная вдова, то родившийся мальчик после совершеннолетия получал полностью свою долю, долю покойного отца.
Возможно ли для вдовы новое замужество? У многих народов существовал обычай - левират, согласно которому младшего брата женят на вдове старшего. На Кавказе он тоже имел место. Обычай был необязательной нормой, но вдова могла им воспользоваться в преемлемых случаях, а именно, если на ее попечении оставались малолетние дети. Этнографы пытались объяснить левират разными причинами, от экономических до психологических. Считалось, что благодаря левирату дети остаются в роде отца и не теряют связей с многочисленными родственниками.
Левират был распространен и у кабардинской аристократии. В середине XVII в. кабардинский князь Муцал Сунчалеевич после гибели своего старшего брата Шолоха женился на его вдове Пархон Шогенукиной, сестре знаменитого Алегуко Шогенукова – верховного князя Кабарды. Влиятельная малокабардинская княгиня Бабапсух Алкасова (дочь Алкаса Джамурзина) была женой верховного князя Кабарды Куденета Камбулатовича, а после его смерти стала женой его младшего брата Пшемахи Камбулатовича. В Адыгее и Кабарде браки по левирату были единичны и фиксируются вплоть до 1960-х гг.– не как обязательная норма, но как право.
Этнографы, в частности, Б. Бгажноков, отмечает, что известны случаи, когда родители молодого человека принуждали сына жениться на вдове старшего сына, а родители невесты – принять условия брака по левирату. «В обществе такая настойчивость не одобрялась», - пишет ученый в книге «Социальная организация семьи». У осетин вдове разрешалось самой выбрать супруга из числа братьев покойного мужа. Есть сведения и о том, что в некоторых регионах Осетии брак по левирату осуждался.
Брак по левирату могли заключить в случае смерти или гибели сына, у которого оставалась просватанная невеста. Родители покойного могли предложить родителям невесты выдать ее замуж за младшего, неженатого сына. Иногда родители невесты сами инициировали брак дочери с неженатым братом ее покойного жениха. К такому решению обе стороны прибегали, если брак всопринимался прежде всего как матримониальный проект и должен был связать две известные фамилии. Разумеется, чувства молодых никто в расчет не брал. При этом все свадебные церемонии проходили как обычно, но без шумного веселья.
У брака по левирату были свои преимущества – он избавлял семью от возвращения снохе денежной суммы или скота. (Напомню, что жена имела свою долю на случай вдовства или развода).
Второй фактор, который важен при заключении брака по левирату, - вдова и ее дети не оставались без поддержки, внимания, опеки. Через левират их вновь принимали или возвращали в отцовскую семью, теперь уже через дядю по отцу. Черкесы повсеместно для обозначения данного обычая использовали термин щтэжын – «забрать (принять) вновь».
Женщина с детьми могла остаться в доме свекра, и не заключая брака по левирату.
Вдове могли подыскать в качестве мужа вдовца, причем часто разница в возрасте была очень большой, 25–40 лет, и в таких браках могли рождаются дети.
Брачный выкуп за вдову был ниже, чем за девушку, впервые выходившую замуж. Однако вдовы-дворянки также обходились недешево. М.А. Текуева упоминает о статусе вдовы у кабардинцев: «…получив дворянское звание при замужестве, вдова сохраняет свои сословные права даже в повторном браке». По сведениям В. Василькова, в начале ХХ века темиргоевцы платили за дочь крестьянина – 600 рублей, за дочь дворянина – 1500 рублей, за дочь князя и султана – 3000, за вдову дворянского происхождения – 400, за вдову-крестьянку – 200 рублей.
По сведениям конца XIX века, в Карачае размер калыма для знати колеблется от 1500 до 2000 рублей, для низших слоев – от 300 до 350 рублей. Калым за вдову выплачивался вдвое или втрое меньше, чем за девушку.
Одинокой женщине старались помогать по хозяйству – колоть дрова, плести плетень и т.д.У черкесов есть пословица, которую приводит Б. Бгажноков: «Троим нужен добрый глаз и забота: руслу реки, лишившемуся воды, полю, лишившемуся растений, и женщине, лишившейся мужа».
На личную жизнь вдовы общество смотрело снисходительно. У черкесов мужчины, надолго покидающие свой дом или практически его не имевшие - дворяне-наездники, бродячие народные певцы-джегуако, абреки – заводили отношения с молодыми бездетными вдовами. К молодым вдовам наведывались еще неженившиеся молодые люди.
Историк Мадина Текуева приводит в своей статье эпизод из романа Михаила Лохвицкого (Аджук-Гирея): «Это воспоминания главного героя книги Озырмеса о своем первом сексуальном опыте: «Когда он, сопровождая отца [бродячего джегуако], странствовал по аулам, его дважды зазывали к себе вдовы. Они были вольны в своих поступках, и никто из шапсугов не мог осудить вдову, пожелавшую провести ночь с холостым джигитом».
Вдова, если она оставалась жить в семье покойного мужа, принимала любое решение, только посоветовавшись с братом мужа, даже если он был младше нее.
Однако не стоит думать, что вдовы были абсолютно беспомощными. В Осетии они могли появляться на мужском собрании и просить о мести за убитого мужа, в Дагестане есть свидетельства, что женщина-вдова сама обучала своего сына владению оружием и верховой езде.
Если возвратиться к началу поста и теме Совета, который создается в Ингушетии, я вижу в решении Евкурова и определенную культурную парадигму – это символическое «возвращение» (адаптация) вдовы боевика в общество (т.е. символически, в большую семью).
Во-первых, вдова выводится из периферии общественной жизни практически в ее центр, т.е. в общественный совет, который патронирует сам глава республики. Такое решение повышает ее статус и легитимизирует ее положение.
Во-вторых, это решение бьет по теме круговой ответственности родственников за боевика: вдова, участвующая в совете, как бы символически отделяется от преступлений ее мужа.
Использованы материалы:
Бгажноков Б. Х. Социальная организация семьи. Нальчик, 2010.
Кудусова Ф. Семья и семейный быт ингушей. http://magas.ru/content/semya-semeinyi-byt-ingushei
Тавасиева Э.И.Образ вдовы в традиционной соционормативной культуре осетин // Современные проблемы науки и образования. № 6. 2013
Текуева М.А. Мир интимных переживаний адыгов //Исторический вестник. Вып. III. Нальчик, 2006. С. 226-241.
