Правозащитники раскритиковали власти Ингушетии за нерешенные проблемы переселенцев

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".

Около 150 семей вынужденных переселенцев из Северной Осетии проживают в Ингушетии в сложных условиях, а вместо выделения им нового жилья власти предпринимают попытки выселения их из аварийных бараков, рассказал правозащитник Тимур Акиев. Переселенцы пожаловались на равнодушие властей к их проблемам.

Как писал "Кавказский узел", в Ингушетии уже были зафиксированы случаи выселения беженцев из Чечни из пункта временного размещения. Так, после возвращения 18 семей беженцев из Чечни в Грозный, в августе 2014 года в ПВР "Промжилбаза" в Карабулаке оставалось три семьи вынужденных переселенцев, в том числе семья матери-одиночки Исият Дзауровой. В апреле Европейский суд по правам человека признал выселение Дзауровой из пункта временного размещения нарушением права на уважение жилища, прописанного в Европейской конвенции по правам человека.

Руслан Ахильгов имеет статус вынужденного переселенца, живет в бараке по улице Фабричной. По его словам, здесь умерла его мама, сейчас он живет с братом-инвалидом. Вместе с ним в бараках по улице Фабричной проживает около 30 семей. Первый раз жители барака увидели у себя чиновника высокого класса в 2008 году, рассказал Ахильгов. "Это был Евкуров. Тогда он только что сел в кресло главы региона, совершал ознакомительную поездку по республике. Он был ошарашен, когда увидел, в каких условиях нам приходится жить. Тут же стал по-военному своей свите раздавать приказы", – рассказал Ахильгов корреспонденту "Кавказского узла".

Евкуров распорядился в течение трех недель провести проверку мест проживания вынужденных переселенцев и уточнить списки тех, кто претендует на господдержку, власти создали комиссию, членом которой стал и Ахильгов. Было проведено заседание инициативное группы,  оно было первым и последним, отметил переселенец. "И никаких ответов ни от кого мы до сих пор не получили", – отметил он.

Люба Хадзиева, которая живет в бараке, расположенном на окраине села Яндаре, рассказала корреспонденту "Кавказского узла", что весной 2019 года в их бараке появился участковый, который ходил по всем комнатам, что-то записывал, измерял. Все снимал на телефон, и потолок, и провода, и раскуроченную раковину. Сказал, что начальство требует. Мы стали жаловаться, а он отвечает, что он ничем помочь не может, отметила Хадзиева. Езжайте в правительство. Новый министр по национальным проблемам Муслим Яндиев, он должен помочь, привела она слова участкового.

Переселенцы предпринимали попытку встречи с властями. Марет Габраилова была среди трех женщин, которые решили приехать на прием к министру по внешним связям, национальной политике Ингушетии. "Приехали в министерство. Правда, долго ждать не пришлось, министр принял нас быстро. Муслим Яндиев выслушал и сказал, что у нас нет никаких прав, и мы не можем претендовать ни на какую госпомощь. Сказал, что выделит нашему бараку мешок муки и мешок сахара. Пообещал, что завтра привезут, и чтобы обязательно кто-то был дома. Обманул. Ничего он нам не прислал. Видно, забыл о нашем существовании, едва за нами закрылась дверь", – сказала Габраилова корреспонденту "Кавказского узла".

По словам женщины, власти часто грозятся выселить переселенцев. "Нас постоянно грозят выселить. Однажды чуть ли не силой хотели нас заставить покинуть барак, вещи стали выкидывать. А куда идти? И мы решились на крайние меры: объявили голодовку. Голодали все, кроме двух женщин. У них были маленькие дети, на грудном вскармливании. Кажется, это был единственный случай, когда к нам приехали чиновники. Был уполномоченный по правам человека Джамбулат Оздоев, кто-то из Миннаца. С тех пор нас никто не посещает, никому не интересно, как мы живем", – сказала Габраилова.

По ее словам, в бараке, в котором она проживает, живут 20 человек, три семьи. Половина из них – маленькие дети. "Незавидное у них детство, у этих детей, родились в этом бараке, вся жизнь проходит здесь. И кроме этих грязных стен, продавленных полов ничего они не видят. Когда тепло, то на улице играют, а как похолодает, то все время в бараке", – рассказала женщина.

Женщина отметила, что единственные, кто относится к жильцам бараков с пониманием и сочувствием – это врачи. "Для всех остальных, особенно для чиновников, мы – как люди невидимки: вроде бы и есть мы, но они нас в упор не видят, и поэтому для них не существуют наши проблы", – сказала Марет Габраилова.

О трудном положении переселенцев также рассказала Люба Хадзиева. "Нас нет ни в каких списках. Реально мы есть, вот, живем в бараке. А на бумагах, в документах – мы не существуем. Только "скорая помощь" знает о нашем существовании, да участковый врач, который нас посещает", – сказала она корреспонденту "Кавказского узла".

Хадзиева 1 ноября 1992 года перешла по горным тропам в Ингушетию, застудила ноги, отчего не может ходить. "Мы с мужем жили в Дачном, а в тот день я поехала с детьми в Тарское, на тезет, у меня сестра умерла. Ночью слышим выстрелы, какие-то крики, тут влетает золовка в комнату, где я с детьми спала. "Нас убивают, нужно уходить", – кричит. Я халат накинула, в одеяло завернула младшего, Багаудина, двоих старших наскоро одела. И мы огородами стали выходить из села", – вспомнила она.

По прибытии в Назрань семья Хадзиевой какое-то время жила на съемных квартирах, пока не нашли этот барак в селе Яндаре. "Была какая-то чехарда с этими документами: то говорят, чтобы получили одни справки, то другие. К нам в барак приходили люди, говорили, что работают то в миграционке, то еще где-то. <…> Нужно было подтверждать статус вынужденного переселенца. Приехали, сказали, что для этого нужно ехать во Владикавказ, и что они сами отвезут наши документы. Мы и отдали им все бумаги. Не я одна, многие из нашего барака им поверили. С тех пор мы этих документов не видели", – рассказала женщина.

По ее словам, у нее имеется учетная карточка, в которой сказано, что Люба Хадзиева имеет статус вынужденного переселенца. Но этого мало, учетная карточка не может быть тем документом, на основании которого женщина могла бы восстановить этот статус и получить жилищный сертификат или квартиру – так ей говорят чиновники.

Сыновья Любы живут в бетонных коробках, которые раньше использовались, как гаражи. "У каждого растут дети. "Сыновья живут трудно, работы нет, перебиваются случайными заработками", – отметила Хадзиева.

С ней в бараке живет младшая дочка. "Я не знаю, чтобы я без ее помощи делала, а тут еще недавно переболела ковидом, боялась, что дочку заражу или других, кто живет со мной в одном бараке. Но, кажется, обошлось", – поделилась она.

С ней полностью согласна Хава Цицкиева, которая проживает уже много лет в бараке по улице Фабричной. Хава пенсионерка, инвалид первой группы. Со своей семьей жила во Владикавказе, во время конфликта пришлось покинуть свой дом и обосноваться в Ингушетии. Жили в вагончике в поселке Майском, когда поселок расформировали, муж снял каморку, где ремонтировал часы. В этой же каморке они и жили, пока не освободилось место в бараке. Муж умер. Хава совсем ослепла. "Раньше мы с приятельницей Лейлой Барахоевой, которая проживала в этом же бараке, выходили посидеть на скамеечке, подышать воздухом. Но Лейла умерла, и мне приходится сидеть дома, ведь я ничего не вижу", – сказала Хава корреспонденту "Кавказского узла".

По ее словам, она надеется собрать 45 тысяч рублей, чтобы ей сделали операцию на один глаз. Хава живет в бараке со своим сыном, он уходит на работу рано утром и приходит поздно вечером. По словам женщины, зарплата у сына небольшая, и накопить на операцию никак не удается. "В Ингушетию приезжает врач-офтальмолог, который делает здесь операции. У меня катаракта, мне бы хотя бы один глаз прооперировать, и я бы смогла сама выходить из барака", – сказала Цицкиева.

Правозащитник рассказал о тяжелом положении вынужденных переселенцев

Несмотря на то, что с начала прибытия в Ингушетию из Северной Осетии вынужденных переселенцев прошло 28 лет, власти региона до сих пор поднимают вопрос об их обеспечении жильем, отметил руководитель отделения Правозащитного центра "Мемориал" в Ингушетии Тимур Акиев. "Для них были сооружены 20 мест компактного проживания (МКП). Эти бараки были построены как временное, на два-три сезона жилье для вынужденных переселенцев из Северной Осетии. Временное, потому что власти были уверены, что пройдет несколько месяцев, и люди вернутся в свои дома. Через три года к вынужденным переселенцам из Северной Осетии присоединились беженцы из Чечни", – сказал Акиев корреспонденту "Кавказского узла".

За 28 лет число бараков значительно уменьшилось, сейчас в республике три места компактного проживания – в Гамурзиево, в Назрани и в Яндаре, отметил он. "Некоторые из тех, кто в них жил, получили жилищные сертификаты, кто-то приобрел участок земли и построил дом, а кто-то, отчаявшись добиться справедливости, покинул Ингушетию и обосновался кто за границей, а кто-то нашел работу и жилье в других регионах России. В бараках остались жить те, кому действительно некуда деваться. В основном это старики, малоимущие семьи, инвалиды, одинокие люди, для которых комната в ветхом бараке – единственное место, где они могут доживать отпущенный Всевышним свой век", – пояснил правозащитник.

Подавляющее большинство тех, кто сегодня проживает в бараках, ни по каким спискам и базам не проходят, сказал также юрист. "Статус вынужденного переселенца по разным причинам ими был утерян. Разбираться нужно с каждым индивидуально: кто-то получил господдержку и не смог ее реализовать, кто-то ничего не получил, а просто упустил сроки, когда нужно было подтвердить статус вынужденного переселенца. Разные случаи. И вот они вынуждены жить в этих бараках. Непонятно, какой у них статус: то ли беженцы, то ли вынужденные переселенцы. Все они малоимущие", – подчеркнул правозащитник.

Несмотря на трудное положение переселенцев, бывали случаи, когда власти намеревались их выселить в никуда. Такой сигнал был получен "Мемориалом" из Гамурзиево, когда местные власти предприняли попытку выселить беженцев из барака, рассказал Акиев. "Из 13 семей, проживающих в бараке, только один человек имел документы о статусе вынужденного переселенца. Остальные или утратили документы, или же не успели вовремя продлить статус. У каждого была своя история. Общее было одно – у них нет никакого жилья, кроме этого ветхого барака", – рассказал Акиев.

По его словам власти не предпринимают никаких попыток решить жилищную проблему вынужденных переселенцев. "Живут там инвалиды, старики, одинокие, у кого нет родственников. <…> Им негде жить. Просто негде, кроме этого аварийного барака", – сказал правозащитник.

Если и бывает какая-то помощь для проживающих в бараках, то она разовая. "Да, я понимаю, что у республики мал бюджет. Но ведь нашли власти 55 миллионов для того, чтобы провести два концерта, и это в дни, когда не был снят карантин. Нашли и 158 миллионов для того, чтобы благоустроить городской пруд. А за эти деньги можно было бы обеспечить жильем всех, кого мы считаем вынужденными переселенцами", – отметил он. По его словам, в бараках проживает около 150 семей вынужденных переселенцев.

Юрист усомнился в достоверности данных властей о числе переселенцев

Правозащитники в некоторых случаях вмешиваются в ситуацию в самый последний момент, когда к баракам уже подогнана техника для их сноса, отметил он. "Так было на улице Фабричной, когда буквально в центре Назрани стали сносить один из бараков. Даже наши попытки воспрепятствовать таким действиям местных властей не решают этой проблемы. Мы просто приостанавливаем незаконные действия. Но если те же самые власти попытаются решить этот вопрос на законных основаниях, то есть подадут в суд, и суд вынесет решение о выселении, предоставив людям, как того требует закон, время для поиска другого жилья, то тут уж мы ничем не сможем помочь. Рано или поздно, но власти примут такое решение. Потому что жилье, где живут люди, аварийное, провода висят гирляндами, не бай Бог, короткое замыкание, и этот барак вспыхнет как спичка, и сгорит это строение до тла, еще до приезда пожарных превратившись в горку пепла", – сказал правозащитник.

Достоверность данных о том, сколько в Ингушетии проживает беженцев из Северной Осетии – под сомнением, сказал юрист, руководитель Союза пострадавших о геноцида Руслан Парчиев. "По моим перепроверенным данным, в 1992 году из Северной Осетии в Ингушетию вышли 67 тысяч человек ингушской национальности. Чтобы уточнить некоторые цифры, мне так и не удалось познакомиться ни с одни документом в Миннаце по вынужденным переселенцам, хотя я не думаю, что все они находятся под грифом "совершенно секретно", – сказал Парчиев корреспонденту "Кавказского узла".

Даже для переселенцев, которые состоят на учете у властей как нуждающиеся в жилье, невелики шансы получить его, отметил он. "Нам неоднократно приходилось убеждаться, как эти списки корректируются чьей-то властной рукой, как это было в прошлые годы", – сказал правозащитник.

Согласно статье 92 Жилищного кодекса России, вынужденные переселенцы должны временно поселяться в помещениях, входящих в специализированный жилищный фонд, отметила адвокат Людмила Толстоногова. "Чтобы человека выселить из ветхого жилья, его об этом нужно предупредить за год. Поскольку бараки признаны ветхими, то людям должно быть предоставлено равнозначное по общей площади жилье", – сказала она корреспонденту "Кавказского узла".

Число жителей, нуждающихся в улучшении жилищных условий, в 2020 году в Ингушетии составляет 1245 человек или 373 семьи, указано на сайте регионального министерства по внешним связям, национальной политике, печати и информации.