Митинг памяти жертв осетино-ингушского конфликта в Назрани прошел без выступлений местных жителей

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".

Участники траурного митинга на мемориальном кладбище "Гlоазот кашмаш" в Назрани выказали недовольство тем, что на нем не дали слова пострадавшим во время осетино-ингушского конфликта 1992 года. Власти проводят данное мероприятие формально, но это не повод игнорировать его, считает ингушский правозащитник Тамерлан Акиев.

Как писал "Кавказский узел", ежегодно в Назрани 30 октября проходя траурные мероприятия памяти жертв осетино-ингушского конфликта 1992 года. В 2017 году 31 октября ингушские активисты провели конференцию, посвященную 25-й годовщине начала осетино-ингушского конфликта.

Траурное мероприятие памяти жертв конфликта 1992 года состоялось сегодня на мемориальном кладбище "Гlоазот кашмаш" в Назрани. В мероприятии приняли участие чиновники и духовенство. В начале имам центральной мечети Хизир Цолоев вознес коллективное дуа (молитва) за души убиенных, а затем перешли к официальной части.

Глава республики на акции не присутствовал. На ней выступили советник Калиматова Иса Костоев и другие чиновники разного ранга, в том числе министр по внешним связям, национальной политике, печати и информации Ингушетии Руслан Волков, федеральный инспектор по республике Виталий Смирнов, представители Миннаца и горсовета Назрани, передает корреспондент "Кавказского узла".

Участники митинга отметили, что на мероприятии не выступали пострадавшие во время конфликта местные жители, а само мероприятие, по их словам, больше походило на официозное.

Руководитель "Инициативной группы по розыску пропавших без вести" Елизавета Баркинхоева выразила свое возмущение тем, что ей не предоставили слово.    

"Пропали без вести мой отец и брат, 69 и 40 лет, их забрали из нашего дома в Чермене. 27 лет вопрос розыска пропавших не решается на должном уровне. Сегодняшнее мероприятие прошло как обычно, это настораживает, никто из выступавших не затронул вопрос пропавших без вести. Никто из выступавших не сказал, каким путем идти для решения проблем. Где 192 человека пропавших?" – заявила корреспонденту "Кавказского узла" Елизавета Баркинхоева.

Она сообщила, что передала записку на сцену. "Заместитель председателя Миннаца взял мою записку, передал министру Волкову, а тот ее свернул и положил в карман… Люди сюда пришли не только помянуть погибших, но и узнать, что делается для поиска пропавших. С 1993 года Ася Парчиева занималась этим вопросом, Муса Цолоев занимался, но он умер, так и не найдя своего сына. Мы уже не надеемся на этих волковых и смирновых".

Житель села Тарское Пригородного района Северной Осетии Башир Илиев также выказал недовольство, что на митинге выступали только чиновники.

"Так спланировали мероприятие, что никто не выступал больше. Мы сами живем в Ангуште (ингушское название села Тарское, – прим. "Кавказского узла"). Наш дом сгорел первым в 1992, мы и сейчас живем в Ангуште, но с работой очень плохо там. Обратно мы вернулись в 2009-м", – рассказал корреспонденту "Кавказского узла" Башир Илиев.

Он сообщил, что его семья получила господдержку на восстановление одного дома. "Но только на один дом, а еще [в нашей семье требовали восстановления] дом сестры, дом отца и квартира во Владикавказе. Надо всё делать так, чтобы люди мирно жили, возвращались в свои дома. Не кричать: "Давай район!", а говорить: "Давай возвращаться", это всем по силам – и властям [Ингушетии], и людям и властям Осетии. Думаю, и осетинские власти не против. Чем больше жителей, тем больше налогов же идет в казну", – отметил мужчина.

По его словам, после возвращения его семья жила "нормально". "Я 20 лет проработал в Осетии. Без хлеба-соли осетин было бы трудно. В Осетии мне дали образование, работу и квартиру в те годы, мы жили по-соседски, мирно", – добавил Башир Илиев.

Муслим Албаков, выходец из села Дачное, который сейчас живет в Ингушетии, рассказал, что ни разу на подобном мероприятии не давали слово местным жителям. "Чтобы тут давали слово участникам событий, я ни разу не видел. Около 300 человек тут было, и хотелось бы, чтобы было больше", – рассказал корреспонденту "Кавказского узла" Муслим Албаков.

Его семья получила помощь от государства, но денег не хватило построить дом. "Компенсацию мы получили, но ее хватило только на каркас нового дома. Сейчас живем в Карабулаке, с 1992 года мы снимали квартиру. Планируем вернуться в Дачное", – отметил мужчина.

По его словам, на момент конфликта 1992 года ему было пять лет. "Мы из Дачного, все наши вышли живыми, но ни один дом не уцелел, а взяли мы с собой, что смогли унести в руках. Тогда мне было пять лет, кое-что я помню – это навсегда осталось в моей памяти. Проезжая мимо мечети Дачного, я увидел, что мечеть забита солдатами, и на минарете был солдат и стоял БТР. Ночью я видел светящиеся пули, тогда я не знал, что это трассеры", – поделился воспоминаниями Муслим Албаков.

Житель села Чермен Нурдин рассказал свою историю возвращения. "В 1995 году вернулись в село Чермен. Дом стоял разрушенным, построили заново. Хотя сами события осени 1992-го я не застал, так как находился в Читинской области. Получили компенсацию и построили [дом]", – сообщил Нурдин.

По его словам, его дом был сожжен. "Под дом кто-то положил бумагу и картон, и подожгли, а всё остальное унесли – всё, что не смогли унести, сожгли мародеры", – отметил мужчина.

Руководитель ингушского отделения Правозащитного центра "Мемориал" Тамерлан Акиев, присутствовавший на митинге, сообщил, что на мероприятии людей было немного. "Не видел выступлений родственников пострадавших в тех событиях, людей было не очень много, не более двухсот человек", – рассказал корреспонденту "Кавказского узла" Тамерлан Акиев.

На своей странице в Facebook Акиев высказал сожаление, что на траурном митинге власти Ингушетии не предоставляют возможности высказаться родственникам погибших и пропавших без вести во время конфликта людей.

"30 октября на территории Мемориального комплекса памяти жертв осетино-ингушского конфликта ("ГIоазота кашмаш") прошёл траурный митинг, приуроченный к очередной годовщине трагедии, произошедшей осенью 1992 года. К сожалению, республиканские власти вот уже несколько лет организуют и проводят данное мероприятие формально, ограничиваясь выступлениями двух-трех чиновников и практически не предоставляя возможности высказаться родственникам погибших и пропавших без вести людей. Но, тем не менее, это не повод игнорировать данное мероприятие", – написал Тамерлан Акиев.

Он отметил, что "трагедия осени 1992 года затронула каждого ингуша, и данный факт должен быть очевиден не только для ингушей, но и для всех остальных, кто интересуется и просматривает новости по данной теме, для руководства России, чьи полномочные представители также ежегодно посещают траурное мероприятие". "Ни у кого не должно возникать даже тени сомнения в том, что ингуши забыли, что боль в сердце при воспоминании о невинно убиенных утихла, что желание отстаивать свои национальные интересы ослабло", – подчеркнул Тамерлан Акиев.

Отличия осетинской и ингушской версии событий осени 1992 года

Осетинская и ингушская стороны по-разному представляли события, которые обернулись конфликтом осенью 1992 года. "Кавказский узел" в справочном материале "Осетино-ингушский конфликт 1992 года" представил официальную оценку этих событий каждой из сторон.

Так, в резолюциях 18-й сессии Верховного Совета СОССР и II съезда осетинского народа, принятых в 1992 году, конфликт определен как "заранее подготовленная, тщательно спланированная, технически оснащенная, поддержанная большей частью ингушского населения Северной Осетии вероломная агрессия бандитских формирований ингушей против суверенной Северо-Осетинской ССР" с целью захвата и отторжения части Пригородного района и правобережья Владикавказа, присоединения их к вновь образованной Ингушской Республике". В том же году руководством Северо-Осетинской ССР был принят тезис о "невозможности совместного проживания с ингушами". Только в 1997 году при содействии спецпредставительства президента РФ по вопросам урегулирования осетино-ингушского конфликта этот тезис был отменен.

Официальная оценка ингушской стороной закреплена в материалах Чрезвычайного съезда ингушского народа и постановлении парламента Ингушетия от 21 сентября 1994 года "О политической и правовой оценке событий октября-ноября 1992 года в Пригородном районе и городе Владикавказе Республики Северная Осетия". Эти документы представляют конфликт как "насильственную депортацию ингушского населения с территории Северной Осетии, этническую чистку Пригородного района и города Владикавказа Северной Осетии". Статья 11 Конституции Ингушской Республики до сих пор гласит, что "возвращение политическими средствами незаконно отторгнутой у Ингушетии территории и сохранение территориальной целостности Республики Ингушетия – важнейшая задача государства".

Генпрокуратура России, которая занималась расследованием событий осени 1992 года, сделала вывод, что "в основе конфликта и массовых беспорядков лежал территориальный спор между Северной Осетией и Ингушетией (Чечено-Ингушской АССР) о принадлежности Пригородного района и части города Владикавказа, резко обострившийся в октябре 1992 года в результате накопления ошибок в урегулировании этого вопроса со стороны центральных органов власти".

При этом авторы доклада ПЦ "Мемориал" "Осетино-ингушский конфликт 1992 года: истоки и развитие (по май 2005 года)", опубликованного на "Кавказском узле", считают, что "истоки осетино-ингушского конфликта стоит искать в сталинской национальной политике".