Правозащитники рассказали об угрозе активизации вооруженного подполья в Чечне

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ООО "МЕМО", ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ООО "МЕМО".

Рост числа вооруженных инцидентов в Чечне является результатом репрессивной политики и формального подхода властей к профилактике экстремизма. Эффективность демократических подходов доказывает опыт Ингушетии, где ситуация с вооруженным подпольем за последние десять лет качественно изменилась, заявили участники круглого стола, посвященного факторам радикализации жителей Северного Кавказа.

Как писал "Кавказский узел", Центр анализа и предотвращения конфликтов опубликовал 30 января доклад о причинах и факторах радикализации жителей Северного Кавказа. Властям Чечни, Ингушетии, Дагестана и Кабардино-Балкарии следует использовать более креативный подход, участвовать в решении семейных конфликтов и поддерживать молодежные проекты, чтобы снизить влияние радикальных идей на жителей республик, указали авторы доклада.

Публикации доклада был посвящен экспертный круглый стол, прошедший 30 января в пресс-центре "Новой газеты". В дискуссии о том, стоит ли ожидать новые волны радикализации на Северном Кавказе и можно ли их предотвратить, участвовали старший научный сотрудник МГИМО Ахмет Ярлыкапов, руководитель научного направления "Политическая экономия и региональное развитие" Института Гайдара Ирина Стародубровская, директор Центра анализа и предотвращения конфликтов Екатерина Сокирянская, руководитель программы "Горячие точки" ПЦ "Мемориал" Олег Орлов и программный директор в Human Rights Watch Татьяна Локшина.

Директор Центра анализа и предотвращения конфликтов Екатерина Сокирянская представила участникам круглого стола подготовленный центром доклад. Процесс радикализации носит индивидуальный характер и не имеет единой траектории: людей, которые встают на путь радикализации, нельзя объединить набором типичных характеристик, указала она.

"В каждом отдельном случае работает какой-то конкретный фактор из множества факторов радикализации: кризис идентичности, поиск смысла жизни, желание добиться уважения к себе, повысить свою самооценку, отсутствие жизненных целей у молодежи, личные связи с радикализовавшимся человеком, потребность ощущать себя в группе, поиск приключений - в случае девушек, сострадание к жертвам военных конфликтов и так далее. На Северном Кавказе в ходе наших интервью мы выявили в качестве мощнейшего фактора радикализации жажду мести - мести за насильственные действия в отношении себя, близких, религиозных или этнических групп", - рассказала Сокирянская.

Защитными механизмами для личности выступают способность к критическому мышлению, открытость сознания, привитая семьей и школой терпимость, свободные от насилия семейные и социальные отношения - люди, обладающие такими качествами и опытом взаимоотношений, имеют минимальную склонность к радикализации, отметила исследователь.

"У тех, кто восприимчив к радикализму, эти механизмы либо отсутствуют, либо нарушены. На наш взгляд, профилактика радикализации должна повышать психологическую стойкость человека, помогая ему разрешать внутренние проблемы. Все региональные школы на Северном Кавказе имеют штатных психологов - им всем стоит пройти курсы повышения квалификации, чтобы [эффективно] поддерживать детей и родителей, которые сталкиваются с воздействием экстремистских идей", - сообщила Екатерина Сокирянская.

Кризис демократии порождает радикализм

Знакомство жителей Северного Кавказа с насильственными идеологиями в большинстве случаев происходит в компактных группах - компаниях друзей и сверстников, родственных группах, среди односельчан, соседей или сокамерников, отметила она. Автор доклада указала также на политические причины, способствующие радикализации.

"Вооруженное подполье подпитывается многочисленными макросоциальными проблемами региона. Неразрешенные этнические противоречия, острая нехватка демократических процедур, особенно свободных и конкурентных выборов, и, как следствие, неподотчетность власти, низкое качество государственного управления и систематические и грубые нарушения прав человека способствуют радикализации. Для успеха профилактической работы федеральные и региональные правительства должны устранять подобные факторы", - подчеркнула Сокирянская.

Власти республик Северного Кавказа формально подходят к вопросам противодействия радикализации, что особенно заметно на примере Чечни, где развернута самая масштабная работа по профилактике экстремизма. "[Эту работу] критикуют за сильную политизированность, прямолинейность, формальный характер, полное отсутствие креатива и периодическую нацеленность на устрашение. Большое внимание уделяется восхвалению Рамзана Кадырова, попыткам запугать молодежь и взять ее под контроль", - отметила правозащитница.

По словам Сокирянской, в соседних республиках - Дагестане, Ингушетии, Кабардино-Балкарии - официальная разъяснительная работа проводится гибче и менее политизирована. "В Ингушетии несколько критически настроенных имамов, включая умеренных салафитов, имеют возможность свободно вести проповеди в мечетях, в том числе озвучивать аргументы против ИГИЛ* со своих религиозных позиций, что гораздо убедительнее для радикализующейся и критически настроенной молодежи", - обратила внимание автор доклада.

Екатерина Сокирянская раскритиковала практику профучета в Дагестане, назвав ее неэффективной мерой профилактики радикализма.

"В 2016 году в Дагестане республиканским МВД был введен так называемый профучет - превентивная регистрация религиозных экстремистов. Как сообщалось, более 16 тысяч [человек] были внесены в соответствующую базу. Граждан, состоящих на профучете, регулярно подвергают задержаниям при пересечении административных границ, приводам в полицию и де-факто ограничению трудоустройства. В марте 2017 года министр внутренних дел Дагестана сообщил, что профучет отменен, однако местные правозащитники отмечают, что неофициально он существует до сих пор. Помимо этого, "в качестве профилактики" власти Дагестана закрывали салафистские мечети и массово задерживали верующих после пятничных молитв. Силовики относят жен и вдов убитых или осужденных к тюремным срокам боевиков к еще одной группе высокого риска", - отметила Сокирянская.

Острой проблемой для Чечни и Дагестана стала адаптация детей и вдов боевиков, вернувшихся из ИГИЛ* - системных программ по их реинтеграции в общество не существует, при этом власти разных республик Северного Кавказа демонстрируют разное отношение к разным группам людей, подвергшихся радикализации, указала правозащитница.

"В Чечне вдов и жен боевиков "Имарата Кавказ"** нередко увольняют с работы, лишают социальных выплат и подвергают давлению, однако к тем, кто вернулся из ИГИЛ*, относятся с большим снисхождением. В Дагестане вдовы, вернувшиеся из ИГИЛ*, подвергаются уголовному преследованию, а вдов и жен боевиков "Имарата Кавказ"** ставят на профилактический учет. В Кабардино-Балкарии и Ингушетии жен и вдов боевиков обычно не подвергают преследованиям, а их детей ненавязчиво мониторят. Более того, Ингушетия – единственная республика, заявившая о том, что работа с такими женщинами и детьми для нее приоритетна. Конструктивная работа с вдовами и детьми бывших боевиков – очень положительное решение, нуждающееся в серьезной методической и материальной поддержке. К людям, возвращающимся из ИГИЛ*, следует относиться с особым вниманием из-за тяжести их психотравм, высокой степени их первоначальной радикализации и последующей идеологической обработки во время их пребывания на Ближнем Востоке", - объяснила Сокирянская.

Профилактика распространения джихадистских идеологий не должна подменять системную работу по устранению факторов, способствующих радикализации, иначе профилактическая работа приведет лишь к косметическим изменениям, а новые волны вооруженного насилия будет сложно предотвратить, подчеркнула автор доклада. По словам Сокирянской, ИГ*, несмотря на свой разгром, все еще находит новых сторонников.

"Это во многом связано с историей успеха организации: они создали де-факто государство, ввели налоги, печатали газеты. Они успешно занялись маркетингом и продавали свою утопию через пропагандистский контент, но сейчас уровень их популярности заметно снизился", - сказала директор Центра анализа и предотвращения конфликтов корреспонденту "Кавказского узла".

Переформатирование подполья усложнило контроль за радикалами

Старший научный сотрудник Центра изучения проблем Кавказа МГИМО Ахмет Ярлыкапов обратил внимание на изменившийся в последние годы формат вооруженного подполья и, в частности, на явное омоложение его участников.

В период с 2011 по 2017 год в северокавказском вооруженном подполье практически не осталось опытных боевиков, имевших навыки военных действий, хотя в предыдущие годы они составляли основную долю подпольного контингента, указал он.

"Мы наблюдаем за тенденцией омоложения террористов, а с 2017 года еще за феноменом так называемых "одиноких волков", хотя я бы не стал их так называть. Это все-таки сети, хоть и небольшие, но организованные, которые координируют деятельность друг с другом. Те, кто переходят к активным действиям, пользуются подручными средствами, в основном это ножи", - сказал Ахмет Ярлыкапов.

В результате перехода к тактике одиночных атак число жертв сократилось, но силовикам стало сложнее предотвращать нападения. "Стало трудно их (боевиков) фиксировать, следить за ними. Полевые исследования показали, что в 90% случаев родным этих одиночек не удавалось зафиксировать какое-либо странное поведение", - сказал Ярлыкапов.

Переход боевиков к тактике одиночных атак свидетельствует, по мнению Ярлыкапова, также о заметном сокращении финансирования. "То, что сейчас террористические акты стали менее кровавыми, означает, что сейчас основные спонсоры отошли от дел, не выделяют средства на большие террористические акты. Но если сейчас ИГ* полностью будет разгромлена и вместо нее другая организация появится, все равно найдутся люди, которые будут действовать [в ключе их идеологии]. Надо работать, понимая, что следующий всплеск террористических актов возможен", - отметил он.

Радикализацию подпитывает системный кризис - коррупция, отсутствие сменяемости власти, несправедливость, социальное неравенство и другие негативные социальные аспекты, но в то же время объектами вербовки часто становятся социально благополучные и образованные люди, обратил внимание кавказовед.

"Мы наблюдаем, что люди, которые активно участвуют в террористической деятельности, - в основном образованные, добившиеся [определенного успеха], это люди, у которых есть база и знания. Они могут рефлексировать, способны мыслить и делать выводы, хоть и неправильные. Вербовщики умеют работать так, чтобы таких людей привлечь на свою сторону. Люди, умеющие думать – идеальный контингент для вербовки, они более сознательны, идеологически подкованы, тогда как бедные люди не очень грамотны с точки зрения исламских знаний", - заявил Ахмет Ярлыкапов.  

"В Ингушетии есть возможность выражать недовольство, а в Чечне нет"

С 2010 года отмечается устойчивое снижение потерь силовиков в результате террористических актов, но сложно утверждать, что эта тенденция сохранится, сообщил руководитель программы "Горячие точки" ПЦ "Мемориал" Олег Орлов.

"Мемориал" на протяжении многих лет измеряет активность вооруженного подполья, используя данные потерь силовиков. С 2010 года идет более или менее устойчивое снижение потерь, но [на вопрос, как долго] это снижение будет стабильно поддерживаться, однозначного ответа нет. Весь вопрос в том, удастся ли добиться сокращения факторов, способствующих радикализации, а главный фактор – нарушение справедливости. Когда люди чувствуют, что не удается восстановить эту справедливость, происходит радикализация. Следующий фактор – нарушение прав человека: когда похищают людей, пытают их. В этих случаях сами силовики открывают дорогу к радикализации", - сказал правозащитник.

Силовые структуры на Северном Кавказе превратились в автономную машину насилия, и это в перспективе приведет к резкой активизации подполья, предупредил Орлов. "Если удастся победить этот фактор, то активность подполья останется на самом низком уровне, как сейчас", - сказал он.

Правозащитник отметил эффективность ингушской модели борьбы с терроризмом, которая практикуется в республике с 2009 года и привела к очевидным результатам. "Модель предполагает создание целого ряда структур, которые призваны адаптировать боевиков, решивших сложить оружие. Она [предусматривает] взаимодействие с родными боевиков, предоставление возможности легально придерживаться, так скажем, нетрадиционного направления [религиозных взглядов]. Эти люди могут открыто проповедовать салафизм и за это им ничего не будет. Результат мы видим: в 2008 году Ингушетия занимала первое место по количеству террористических актов и жертв, а сейчас стала самой стабильной республикой", - рассказал Орлов.

Ситуация в Чечне, напротив, ухудшается: тоталитарный режим и подавление любого инакомыслия способствуют радикализации, обратил внимание правозащитник. "Молодые люди, - не обученные, не имеющие никакого опыта или финансовой поддержки террористических сетей, - берут в руки оружие - ножи, топоры, - и совершают самоубийственные акты, унося с собой какое-то количество силовиков или мирных людей. Важнейшим фактором [их радикализации] является столкновение той картины, которую хотят показать власти, с реальной жизнью. Радикализм – свойство молодежи, она хочет выразить протест. В Ингушетии есть возможность выражать недовольство, а в Чечне нет, поэтому молодежь выбирает экстремизм как единственную возможность протеста", - сказал Орлов.

Власти Дагестана до появления ИГ* экспериментировали со стратегией "мягкой силы", но в годы наибольшей активности ИГ* вернулись к методам "гостеррора", отметил Орлов.

"Жестокие "зачистки", похищения людей, сфабрикованные уголовные дела, полный разгром салафитской общины, закрытия мечетей, рейды, когда силовики приходят и задерживают тех, кто первым вышел из мечети. Тысячи людей попали на профилактический учет - они ничего противозаконного не совершили, но их права систематически нарушаются, ограничивают их перемещение. Сейчас профучет в том виде, в каком он существовал в 2015-2016 годах, сократился, как и практика рейдов на салафитские мечети. Это совпало с приходом Владимира Васильева в Дагестан, но не знаю, насколько это связано с его личностью", - сказал Олег Орлов.  

Разрушение традиционных устоев на Кавказе оказывает разнонаправленное влияние на процесс радикализации - оно создает среду для радикализации и в то же время уменьшает влияние радикальной пропаганды на людей, считает руководитель научного направления "Политическая экономия и региональное развитие" Института Гайдара Ирина Стародубровская.

"То, что происходит на Северном Кавказе, я бы назвала очень серьезной социальной трансформацией: люди теряют точки опоры, им нужно где-то искать эти точки заново и очень удобно иметь готовую систему, которая все объясняет. В ситуации социального хаоса такой запрос [на готовую идеологию] очень силен, и это одно из оснований распространения идей радикализма. Но ключевым моментом этой социальной трансформации является ускоренная урбанизация, - а городская среда способствует появлению класса людей, которые на словах достаточно радикальны, но по поведению достаточно умеренны", - сказала Стародубровская.

Она также отметила тенденцию к "традиционализации радикализма", приведя в пример срыв концертов и фестивалей в Махачкале под предлогом необходимости сохранения традиций. Дальнейшее усиление этой тенденции в перспективе может послужить формированию новых моделей радикализации, считает Ирина Стародубровская.

Локшина: российские власти отказались от возвращения жен боевиков

Федеральный центр проявил непоследовательность в вопросе возвращения женщин и детей с Ближнего Востока в Россию, указала программный директор Human Rights Watch Татьяна Локшина. Программа возвращения, запущенная 2017 года при участии Рамзана Кадырова, была свернута после заявления директора ФСБ России Александра Бортникова об опасности массового возвращения по гуманитарным каналам жен и вдов боевиков, отметила она.

По словам Татьяны Локшиной, с августа 2017 года до начала 2018 года через спецрейсы из Сирии и Ирака вернулись в Россию порядка 100 детей и женщин. Их возвращение обнадежило многих людей, чьи близкие оказались на Ближнем Востоке, отметила правозащитница.

"В декабре 2017 года, когда программа набирала обороты, у родственников людей, застрявших в Сирии и Ираке, появились большие надежды. Примерно в это же время господин Бортников в одном из своих интервью [заявил] о некой опасности, которая может исходить от возвращенцев из ИГИЛ*. На этом месте программа под эгидой Кадырова затормозилась, эти рейсы просто перестали прилетать", - сказала Локшина. 

Последний гуманитарный рейс был осуществлен после годичного перерыва, в конце декабря 2018 года - в Грозный были доставлены 30 детей, родившихся в России и вывезенных на Ближний Восток. Новый формат программы, возможно, уже не подразумевает возвращения матерей, - власти решили возвращать в Россию исключительно детей, причем только родившихся в России, предположила Локшина. 

Некоторые из женщин, вернувшихся в Россию, столкнулись на родине с уголовным преследованием, напомнила она. "Рамзан Кадыров много раз говорил, что женщины не будут наказаны, но после возвращения оказалось, что Кадыров может выполнить свое обещание только на территории Чечни. Все чеченки оказались дома, но двум жительницам Махачкалы дали 8,5 года, а одной жительнице Хасавюрта – 4,5 года. У них маленькие дети и исполнение наказания во всех случаях было отсрочено до того момента, пока младшему ребенку не исполнится 14 лет. Не было никаких психологических программ для матерей и детей, государство ничего не делает для оказания помощи этим детям и женщинам", - сообщила Татьяна Локшина.

Материалы о влиянии войны на Ближнем Востоке на регионы Кавказа "Кавказский узел" размещает на тематических страницах "Сирия в огне" и "Кавказ под прицелом халифата". В разделе "Справочник" опубликована также справка "Выходцы с Кавказа в рядах ИГИЛ*".

* - "Исламское государство" (ИГ, ранее ИГИЛ) признано террористической организацией и запрещено в России решением суда. ** - организация признана террористической и запрещена в России по решению суда.