Северный Кавказ сквозь столетия. Наима Нефляшева
Снова "государственные дети" - в Дагестане планируется открыть интернат для адаптации детей боевиков
В Дагестане собираются создать интернат для адаптации и социализации детей боевиков. Информация в открытых источниках не дает полной картины – как будет оснащен интернат, кто будет там преподавать и по каким программам, и, наконец, самое главное – как будут выбираться те самые «дети боевиков» для обучения и воспитания в этом заведении.
Что это будет за интернат в здании бывшей ваххабитской школы – казенный дом со скромным ремонтом, где в каждой комнате будут кровати в ряд и по 10 детей? Что у этих детей будет на завтрак-обед-ужин? Какие туалеты и постели? И почему планируется, что дети будет жить со стариками?
Идея отсылает к первым годам Советской власти, временам Макаренко и других идеологов и практиков советского воспитания, ковавших систему, в которой воспитание детей («нового человека») становилось исключительно делом не семьи, а государства. Сама тема воспитания детей и «строительства нового человека» в 1920-1930-е гг. развивалась одновременно с другой первоочередной советской задачей – раскрепощения женщины. Именно так ломались социальные устои и все то, на чем держалась вся система социальных отношений.
Александра Коллонтай, наиболее радикальная сторонница женской эмансипации 1920-х гг., считала, что детей надо воспитывать в общественных учреждениях и транслировала идею о том, что брак и материнство являлись главными препятствиями женской эмансипации.
«Семья отмирает, она не нужна ни государству, ни людям… на месте эгоистической замкнутой семейной ячейки вырастает большая всемирная трудовая семья». В 1923 г. она писала, что советское правительство «снимет бремя материнства с женских плеч и переложит его на государство».
Даже здоровье матери было в сфере интересов государства и считалось ценностью не само по себе, а постольку, поскольку в будущем здоровая мать гарантировала воспроизводство здоровой рабочей силы. «Материнство будет охраняться не только в интересах женщины, но прежде всего переходной на пути к социализму национальной экономики: необходимо спасти женщин от непродуктивной траты энергии, которая может быть эффективно использована в интересах коллектива. Необходимо защитить их здоровье, чтобы гарантировать трудовой республике приток здоровых рабочих в будущем», - писала она в статье «Коммунизм и семья».
В первых советских детдомах, детских городках, колониях была принята классификация детей – они условно делились на «нормальных», «дефективных», «трудных» (проблемных детей, еще не совершивших преступление) и «опасных». Госучреждения, в которых помещались эти дети, группировались по подобным категориям, и каждое курировалось определенным комиссариатом.
Система работала, как кастовая иерархия – из одного «сословия» попасть в другое было практически невозможно. Были еще и дети врагов народа, дети «бывших», дети спецпереселецев, беспризорники и т.д. Усыновление в первые годы советской власти было запрещено.
О примитивности, жестокости и неэффективности этой системы написано много – и научной литературы, и воспоминаний тех, кто прошел через советские детдома и интернаты. Даже патронат и добровольческие движения не могли смягчить эту систему.
Семейное воспитание реабилитируется уже в 1930-х гг. Появляется постановление ВЦИК и СНК РСФСР от 1 апреля 1936 года «О порядке передачи детей на воспитание (патронат) в семьи трудящихся». «Патронат над детьми» предполагал, что детей-сирот в возрасте от 5 месяцев до 14 лет можно было передавать в семью, в которой ребенок воспитывался до совершеннолетия. Разумеется, эта система была несовершенной, юридически неотрегулированной. Крестьянские семьи, в которые передавали детей, сами испытывали нужду, воспринимали их как обузу, в лучшем случае – как дополнительную рабочую силу. Тепла и заботы, воспитания и образования в таких патронатных семьях дети не получали. Источники тех лет сообщают, что смертность приемных детей в патронатных семьях росла.
Кроме патронирования в семьи практиковалось и коллективное патронирование в колхозы и совхозы, в рабочие бригады и Красную Армию. В некоторых регионах колхозные патронаты были организованы в каждом селе, но мало чем отличались от семейных патронатов – колхозники, которые сами с трудом тащили свои семьи, не смели перечить указаниям сверху, но без особого желания брали ответственность за чужих, как правило, проблемных, детей. Установленные сверху нормы никак не влияли на положение патронируемых детей, разве что доброта и ответственность отдельных людей.
Сегодня и отечественная педагогика, и мировой опыт говорят – только в семье, даже неполной, рядом с любящей и адекватной мамой ребенок будет расти в любви, нежности и заботе.
Если у т.н. «детей боевиков» есть мамы, то не лучше ли оказать такой семье адресную психологическую и другую поддержку, включить ребенка в социальные проекты, которые уже действуют в республике или разработать специально для мам таких детей программы и тренинги? Последствия любой стигматизации и маркирования для таких детей будут изначально травматичны.
И еще. Сообщается, что дети в интернате будут проживать в одном помещении со стариками, семьи которых не захотели скрасить им последние годы и отправили в дом престарелых – якобы, это будет формировать у детей уважение к старости. Конечно, нам хотелось бы видеть картинку с ухоженными милыми стариками и старушками, заботливо гладящими по голове детишек и рассказывающих им сказки и истории из жизни.
Но реальность совсем другая, и старость может быть очень неприглядной - с неприятными запахами, стонами, маразмом, пролежнями и т.д. Надо ли забирать ребенка от матери и своих родных бабушек-дедушек и помещать в заведение с таким соседством? Не думаю…